— Не смей даже думать об этом. Когд написал… ну, в общем, это называется Тайным Свитком. Его хранят в закрытой комнате. Видеть его разрешается только настоятелю и самым старшим монахам.
Лобсанг не мог не обратить на это внимания.
— В таком случае как ты…
— Не думаешь же ты, что столь высокопоставленные лица сами подметают там пол? — осведомился Лю-Цзе. — А там ужасно много пыли.
— И что в этом свитке написано?
— Я прочел совсем немного. Почувствовал себя как-то неловко, — ответил Лю-Цзе.
— Ну и? Что же там было?
— Поэма о любви. Кстати, очень талантливо написанная.
Лю-Цзе принялся нарезать время, и тело его сразу потеряло свои очертания, а затем потускнело и вовсе исчезло. Зато на заснеженном поле появилась цепочка следов.
Лобсанг обернулся во время и последовал за ним. Вдруг из ниоткуда возникло воспоминание: «Когд был прав».
Существует множество похожих на склады помещений. Особенно много их в каждом старом городе, вне зависимости от того, насколько дорога земля под застройку. Иногда пространство просто теряется.
Строится мастерская, а рядом — еще одна. Фабрики, кладовые, сараи и пристройки ползут друг к другу, встречаются и сливаются. Крышами пространств между наружными стенами служит рубероид. Участки земли странной формы колонизируются сколачиванием стен и вырубкой дверных проемов. Ненужные двери закрываются штабелями дров или новыми стеллажами для инструментов. Старики, которые знали, где что находилось, переезжают и умирают, как мухи, которыми усыпаны толстые паутины на заляпанных грязью окнах. А у молодых людей, привыкших жить в шумном мире урчащих станков, малярных мастерских и заваленных деталями верстаков, на всякие исследования просто нет времени.
Итак, стоит себе склад с очень-очень грязной стеклянной крышей, и каждый из четырех хозяев фабрики считает, что этот склад принадлежит кому-то из остальных трех, если вообще вспоминает о его существовании. В действительности каждому из них принадлежало по одной стене, а кто именно возводил над ними крышу, этого уже и не помнят. За стенами со всех четырех сторон люди и гномы ковали железо, пилили доски, вили веревки и вворачивали винты. Но здесь царила тишина, ведомая только крысам.
Как вдруг возникло движение в воздухе, впервые за несколько лет. Клубки пыли покатились по полу. Крошечные пылинки замерцали, кружась в лучах света, что с трудом пробивались сквозь грязную крышу. В окружающем пространстве пришла в движение, невидимо и едва уловимо, материя. Она поступала из бутербродов рабочих, из скопившейся в сточных канавах грязи и голубиных перьев, молекулами и атомами она незаметно стекалась в центр пустого склада.
Материя закрутилась спиралью. В конце концов, приняв несколько странных, древних и кошмарных образов, она превратилась в леди ле Гион.
Леди ле Гион качнулась, но все же сумела сохранить вертикальное положение.
Потом появились другие Аудиторы, и когда это случилось, могло показаться, что на самом деле они всегда
— Я не могу больше перевоплощаться туда-сюда, — сказала леди ле Гион. — Слишком болезненно.
«О, вы можете объяснить, что есть боль? — сказал один. — Мы часто задумываемся над этим».
— Нет, вряд ли. Это относится к… телу. Не слишком приятное ощущение. Начиная с этого мгновения я остаюсь в теле.
«Это может быть опасно», — сказал один.
Леди ле Гион пожала плечами.
— Мы через это уже проходили. Это всего-навсего внешняя оболочка, — ответила она. — И подумать только, именно эта оболочка так упрощает общение с людьми!..
«Вы пожали плечами. И говорите ртом. Отверстием для воздуха и еды», — сказал один.
— Поразительно, верно?
Тело леди ле Гион отыскало старый ящик, подтащило поближе и село на него. Мышцы действовали почти автоматически.
«Вы ведь не едите, не так ли?» — сказал один.
— Пока нет.
«Пока нет? — сказал один. — В связи с этим возникает весьма неприятный вопрос об… отверстиях».
«А как вы научились пожимать плечами?» — сказал один.
— Тело делает это самостоятельно, — ответила ее светлость. — Раньше мы этого не понимали, да? Судя по всему, большую часть вещей оно исполняет автоматически. Не требуется ни малейших усилий для того, чтобы стоять вертикально. И с каждым разом любое движение становится проще.
Тело изменило положение и скрестило ноги. «Поразительно, — подумала она. — Оно само сделало так, чтобы ему стало удобно. Мне не пришлось даже думать об этом. А мы и не подозревали».
«Могут возникнуть вопросы», — сказал один.
Аудиторы ненавидели вопросы. Они ненавидели их почти так же сильно, как решения, а решения — почти так же, как индивидуальную личность. Но больше всего они ненавидели то, что движется беспорядочно.