— Сильно усложненное и очевидно бессистемное поведение, которое тем не менее имеет простое детерминированное объяснение и является ключом к новым уровням понимания многомерной вселенной?
— Да, он са… Что?
— Нужно шагать в ногу со временем, милсдарь! Отставать нельзя! — крикнул Лю-Цзе, возбужденно прыгая с ноги на ногу. — Ты тот, кем тебя считают люди! И они изменили тебя! Надеюсь, ты хорошо освоил сложение?!
— Да кто ты такой, чтобы говорить мне, каким я должен быть?! — взревел Каос. — Я — Каос!
— Не может быть. Кстати, грандиозного возвращения не получится, потому что Аудиторы захватили мир.
Серебристая молния сверкнула в ходячем облаке, в которое превратился Ронни. А затем облако, повозка и конь исчезли.
— Что ж, полагаю, могло быть и хуже, — пробормотал Лю-Цзе. — Не слишком сообразительный паренек. И возможно, слегка старомодный.
Обернувшись, он увидел наблюдавшую за ним толпу Аудиторов. Их было много.
Лю-Цзе вздохнул и улыбнулся своей любимой глупой улыбкой. Ох, как же ему все это надоело…
— Ну а вы-то, надеюсь, слышали о Правиле Номер Один? — спросил он.
На мгновение Аудиторы замешкались.
— Мы знаем миллионы правил, смертный, — наконец ответил один из них.
— Миллиарды. Триллионы, — поддержал другой.
— Отлично. Значит, на меня вы нападать не будете, — пожал плечами Лю-Цзе. — Раз так хорошо знаете самое Первое Правило.
Стоявшие рядом с ним Аудиторы начали совещаться.
— Вероятно, это как-то связано с гравитацией…
— Нет, скорее с квантовым эффектом. Это же очевидно.
— Исходя из логики, самого Первого Правила существовать не может, потому что на данном этапе отсутствует концепция множественности.
— Но если не существует Первого Правила, значит, не может существовать и других правил? А если нет Правила Первого, то нет и Правила Второго?
— Существуют миллионы правил! И все они, несомненно, пронумерованы!
«Великолепно, — подумал Лю-Цзе. — Остается только подождать, когда у них расплавятся мозги».
Но тут вышел вперед один из Аудиторов. Взгляд у него был более бешеный, чем у других, а вид — крайне неопрятный. Кроме того, в руке он сжимал топор.
— Мы не должны ничего обсуждать! — рявкнул он. — Мы должны сказать себе: «Чепуха это все. И мы не будем ее обсуждать!»
— Но каково… — начал было один из Аудиторов.
— Господин Белый! Зови меня господином Белым!
— Но, господин Белый, каково оно, это Правило Номер Один?
— Я очень, очень не рад этому твоему вопросу! — завопил господин Белый и взмахнул топором.
Тело Аудитора как будто облаком объяло лезвие топора, после чего превратилось в множество пылинок, которые быстро рассеялись в воздухе.
— У кого-нибудь еще вопросы есть? — спросил господин Белый, поднимая топор.
Пара Аудиторов, слегка отстающих от развития событий, открыли было рты. И тут же опять их закрыли.
Лю-Цзе отошел на несколько шагов. Долгие века он оттачивал способность выходить практически из любой ситуации путем переговоров и весьма гордился достигнутым мастерством, но всякие переговоры есть продукт двухсторонний, и с другой стороны должна находиться более-менее разумная личность.
Господин Белый повернулся к Лю-Цзе.
— А ты, органический, что ты делаешь не на своем месте?
Но Лю-Цзе вдруг услышал совсем другие слова, произнесенные шепотом. Они донеслись из-за стены, и вот какой спор сейчас там происходил:
— Это же просто слова! Какая разница, что говорить?
— Точность имеет огромное значение, Сьюзен. Под крышкой содержится подробная карта с описаниями. Вот, сама гляди.
— И ты думаешь, это произведет нужное впечатление?
— Пожалуйста. Все нужно сделать правильно.
— Ну ладно, давай.
Господин Белый наступал на Лю-Цзе с поднятым топором.
— Запрещается… — начал было он.
— Эй, вы! Жрите… о боги… жрите же «нежнейшую сахарную помадку и очаровательно густую сочно-малиновую начинку в обрамлении непостижимого черного шоколада»… серые сволочи!
Град небольших предметов обрушился на улицу. Некоторые из них раскололись о мостовую.
Но Лю-Цзе вдруг услышал… тишину. Тишину, вызванную отсутствием тихого жужжания, к которому он уже привык.
— О нет, похоже, завод кончил…
Сейчас Ронни Соак опять больше походил на молочника, правда обслуживающего исключительно места пожарищ. Оставляя за собой дымный след, он ворвался в свою маслобойню.
— Да кем он себя возомнил! — пробормотал он, схватившись руками за край безукоризненно чистого прилавка с такой силой, что металл согнулся. — Ну конечно, тебя вышвыривают за ненадобностью, а потом хотят, чтобы ты вернулся…
Металл под его пальцами раскалился добела и начал плавиться.
— У меня есть клиенты. Есть покупатели. На меня
Ронни прижал ладонь ко лбу. Расплавленный металл, коснувшись кожи, испарился.
Головная боль была
Он помнил время, когда был только он один. Но, о боги, как же трудно вспоминать, ведь тогда… не было ничего — ни цвета, ни звука, ни давления, ни времени, ни вращения, ни света, ни жизни…
Только Каос.