– Я знаю, что вы не такие люди! – пробормотал Адденбрук. – Я никак не ожидал иметь дело с представителями вашего класса! Но это не воровство! – горячо продолжал он. – Это лишь возвращение украденной собственности. Вдобавок, сэр Бернард готов уплатить пять тысяч фунтов немедленно, лишь только он получит картину, и вы увидите, что старый Краггс будет в таком же отчаянии, когда портрет ускользнет из его рук, как и сам сэр Бернард. Нет, нет, это экспедиция, авантюра, если хотите, но вовсе не воровство.
– Вы сами упомянули о законе, – проворчал Раффлс.
– И о риске, – добавил я.
– Мы заплатим за это, – повторил адвокат еще раз.
– Но недостаточно, – заявил Раффлс, качая головой. – Любезный сэр, подумайте, что с этим для нас связано. Вы говорили о разных клубах – мы не только будем оттуда изгнаны, но и посажены в тюрьму, как самые обыкновенные воришки! Положим, в клубах мы сидим довольно прочно, но право не стоит хлопотать за такую безделицу! Удвойте вашу ставку, и я хоть сейчас же к вашим услугам.
Адденбрук колебался.
– А вы надеетесь вернуть портрет?
– Можно попробовать.
– Но у вас нет…
– Опыта? Ничего!
– И вы действительно согласитесь рискнуть за четыре тысячи фунтов?
Раффлс взглянул на меня. Я кивнул головой.
– Мы согласимся, – произнес он, – и оставим Краггса на бобах.
– Но это больше, чем я могу просить у моего клиента, – возразил Адденбрук, не сдаваясь.
– Иначе не стоить и рук марать.
– Вы говорите серьезно?
– Клянусь вам.
– Пусть будет три тысячи, если вы достигнете успеха!
– Наша цена четыре, мистер Адденбрук.
– А если вам ничего не удастся, тогда, значит, мы квиты?
– Вдвойне или мы квиты! – воскликнул Раффлс. – Ладно, пусть будет так. Играю!
Адденбрук раскрыл было рот, привстал наполовину, а затем вновь откинулся на спинку стула, впиваясь хитрым и пристальным взором в лицо Раффлса и ни разу не удостаивая меня своим взглядом.
– Я знаю вашу игру, – задумчиво начал адвокат. – Каждый раз, когда у меня есть свободный час, я отправляюсь к лорду, у него-то я и видел, как вы отбивали шар всякий раз, как брали лучшие воротца всей Англии. Я никогда не забуду последнего состязания джентльменов и игроков. Я был ведь при этом. Вы преодолевали каждый подвох, каждую каверзу… Да, я склонен думать, что если кто-то и способен надуть старого австралийца… Я думаю, что вы-то мне и нужны!
Наш торг был заключен в Cafе Royal, причем Беннет Адденбрук настоял на том, чтобы ему позволили принять на себя роль хозяина в устроенном необычайном завтраке. Я помню, он пил шампанское с нервной развязностью человека, находящегося в чрезвычайном возбуждении, в полной уверенности, что я составлю ему компанию. Но Раффлс, который всегда служил мне примером в подобных случаях, оказался на этот раз более воздержанным, чем обыкновенно, и очень неважным собутыльником. Я как сейчас его вижу, вижу, как он уставился в свою тарелку, все о чем-то глубоко раздумывая. Вижу и адвоката, подозрительно присматривающегося то к нему, то ко мне, между тем как я изо всех сил старался успокоить его доверчивыми взглядами. В конце концов Раффлс, извинившись за свою озабоченность, приказал принести себе расписание железных дорог и заявил о своем намерении отправиться в 3 часа 2 минуты в Эшер.
– Вы извините меня, мистер Адденбрук, – сказал он, – у меня появилась одна идея, но я предпочел бы держать ее до времени при себе. Она может и ничем не разрешиться, так что лучше не сообщать ее пока ни одному из вас. Однако я должен переговорить с сэром Бернардом, и вы, надеюсь, не откажетесь черкнуть ему строчку на вашей визитной карточке? Впрочем, если желаете, то можете отправиться со мной к нему, узнать, о чем я буду с ним говорить, но, правду говоря, я не вижу в этом особенной надобности.
Так как Раффлс обыкновенно достигал того, чего добивался, то и Беннет Адденбрук ограничился лишь тем, что выразил свое неудовольствие после его ухода, да я и сам в значительной мере разделял его досаду. Я мог лишь разъяснить адвокату, что своевольство и скрытность – в характере Раффлса, что никто из моих знакомых не одарен и вполовину той отвагой и решительностью, как он, что я, со своей стороны, доверился бы ему безусловно и предоставил бы ему раз и навсегда право делать по-своему. Большего сказать я не решился, из боязни усилить смутные сомнения, возникшие уже насчет Раффлса у Адденбрука.
В этот день мне более не привелось видеть Раффлса, но в то время, как я одевался к обеду, мне подали телеграмму:
«Будь завтра от полудня у тебя дома и освободись на весь остальной день. Раффлс».
Телеграмма была отправлена из Ватерлоо в 6 часов 42 минуты. Итак, Раффлс находился уже в городе. В начале нашего знакомства я целыми днями гонялся за ним то туда, то сюда, но теперь я знал, чего мне делать в подобных случаях. Его телеграмма свидетельствовала, что он не нуждается во мне ни в эту ночь, ни в следующее утро, будь иначе, мы бы увидались немедленно.