Вор крупного калибра

– Можете, пять минут и строго в моем присутствии. У него все-таки кровопотеря, низкое давление… и вообще, пусть и бывалые ребята, все-таки дети… так, товарищ Сергей Павлович, – Маргарита Вильгельмовна прошила опера взглядом, – мы с вами об одном говорим, а именно о разговоре? Имейте в виду, допрашивать не позволю.

– Именно поговорить и ничего более, – твердо заверил Акимов.

…Неразлучные приятели занимали одну палату – просто свободных коек было немного. Анчутка еще не пришел в себя от наркоза, к его кровати присела Маргарита Вильгельмовна.

Пельмень был в сознании, до такой степени ясном, что при виде Акимова попытался сделать вид, что это не он. В целом это было нетрудно: таким чистым и отмытым его мало кто видел.

– У нас с тобой пять минут, – сразу сообщил Сергей, – поэтому не вздумай крутить. Кто в вас стрелял?

– Минхерц, – проговорил Пельмень, понизив голос.

– Кто?! – переспросил Акимов. – Мин… кто?

– Минхерц, – повторил он.

– Это имя или фамилия?

– Не знаю.

– Ладно. Как это случилось?

– Мы шли вдоль железной дороги до переезда, остановились, пошел товарняк, Минхерц догнал, уцепился за поручень… я крикнул Анчутке… Яшке то есть… «Ложись!», и сам упал. Он выстрелил два раза.

– Стоп-стоп. Ты ничего не путаешь? Вспрыгнул на подножку, выстрелил два раза – и оба раза попал?

– Еще как, – сморщился Пельмень, дотрагиваясь до простреленного плеча. – Если бы не упали, то каюк бы обоим.

– Это вы с ним по дачам лазали? – в лоб спросил Акимов.

– Каким дачам? – немедленно открестился Пельмень.

– Ну сейчас-то чего бояться? – попытался снова опер. – Вы в больнице, в безопасности.

– По мне, гражданин начальник, лучше лишний раз промолчать. Вот мы не промолчали…

– И что?

Маргарита Вильгельмовна постучала пальцами по тумбочке:

– Сергей Павлович, время истекло. И, если вы не торопитесь, пройдемте в ординаторскую.

Они вышли в коридор и отправились в сторону указанного помещения.

– Минуточку. Пожарский, ты куда собрался? – врач остановила Кольку, хромающего по направлению к выходу. – Я же сказала остаться до утра, у тебя ноги стерты в кашу.

– Да я только за справкой, – угрюмо отозвался Колька.

– Так, Николай, ты давай посиди еще, – вмешался Акимов. – Разговорчик есть насчет товарищей твоих.

– Каких? – настороженно спросил пацан.

– Все тех же. Дурку не валяй, а то не знаешь, – раздраженно посоветовал Сергей, – подстреленных, Анчутки с Пельменем…

И тотчас понял, что выпалил холостым.

– А они… живы? – еле переводя дух, спросил Колька.

– Ну конечно, живы, – нетерпеливо прервала врач, – что за МХАТ вы тут устроили с паузами?

– Вы совершенно правы, – с готовностью подхватил Акимов. – Пожарский, прошу. Вы позволите, доктор? – и, ухватив дезориентированного Кольку, потащил его за собой.

…– Я не знаю, в чем провинились конкретно эти дети, – начала Маргарита Вильгельмовна, прикрывая плотно дверь, – но я слышала кое-что об упомянутом Минхерце.

– В смысле? Вы знаете, кто это? – уточнил Акимов, удивленный донельзя.

– Понятия не имею. Однако у меня недавно был разговор, в котором затрагивали и его персону.

– Ну вы же мне расскажете?

– Да, но при условии, что все сказанное останется строго между нами.

– А Коля?

Врач улыбнулась:

– Коля при этом разговоре присутствовал, нет нужды скрываться от него.

«Пришла пора блеснуть дедукцией», – решил Акимов и как бы небрежно осведомился:

– Что, фон Дитмар про Минхерца упоминал?

Маргарита Вильгельмовна запнулась и посмотрела на опера уже совсем по-иному, с куда большим уважением. Или подозрением:

– Все верно, а откуда вам это ведомо?

Боковым зрением Акимов заметил, как дергается на табуретке Колька, но даже не глянул в его сторону:

– Маргарита Вильгельмовна, я не чекист. Мой интерес состоит совершенно в другом.

– Хорошо, я вам верю, – решилась она. – Не так давно в гостях у нас был один военнопленный, фон Дитмар, Гельмут.

– Который сломал себе шею, упав в колодец? – уточнил опер.

– Верно. Правда, я совершенно не понимаю, как это можно было сделать. Ни нарушений координации, ни опьянения… ну, в целом уже ничего не исправить. Дело в том, что он назвал Минхерцем физрука из вашей школы. Правда, потом признался, что, возможно, ошибся…

– Ничего он не ошибся, – встрял Колька со своей табуретки, – Минхерц – это и есть Герман.

Маргарита Вильгельмовна встала, показывая, что аудиенция окончена:

– Ну, про это я ничего сообщить не могу. Вашу просьбу, Сергей, я выполню. А теперь прошу прощения, мне пора.

Она деликатно выгнала их из ординаторской и удалилась, перед этим напомнив дежурной сестре «этого вот» (указав на Николая) не выпускать до завтра.

Акимов и Колька сидели в коридоре и некоторое время молчали. Молчал Сергей, борясь с соблазном накидать пачек этому юному партизану, который никак не приучится к мысли, что утаенная информация – та же ложь. Молчал Колька, который думал примерно о том же. А точнее: о том, что в происшедшем виноват именно он, потому что сразу по возвращении из леса отсыпался, потом потащился в школу и, если бы Вакарчук не отправил в больницу, – то кто знает, во что бы это все вылилось…