Фрэнсис Рикен вызывал любопытство комиссара, а по сведениям, которые он получил о нем накануне, он выглядел человеком весьма незаурядным. Во всяком случае, даже Карю отдавал должное его дарованию. Но, может быть, Карю воодушевлялся каждый раз, знакомясь с очередной творческой личностью, а через несколько месяцев или несколько недель полностью разочаровывался?
Мегрэ следует зайти к нему в контору. Он понял, что Карю мог бы еще сказать что-то важное для дела, но бывает ли с утра он у себя в конторе на улице Бассано и не помешает ли вновь ему любовница высказать то, что думает?
Пока Мегрэ заглянул лишь в э т о т узкий мирок, а таких – тысячи, десятки тысяч в Париже. Их составляют приятели, родственники, сослуживцы, любовники и любовницы, завсегдатаи какого-нибудь кафе или ресторана. Эти мирки создаются, распадаются, на их основе возникают новые.
Как зовут фотографа, который был дважды женат, имеет детей от обеих жен и сделал еще одного ребенка новой любовнице?
Он еще путал их имена и профессии. Впрочем, убийство Софи совершил хороший знакомый семьи или ее знакомый. Это ясно.
Мегрэ ходил взад и вперед по улице, как ночью Торранс, с той лишь разницей, что ему светило солнце. Хозяйки, спешащие по своим делам, с удивлением оборачивались и глядели на странного мужчину, топтавшегося на одном месте.
Да, ему еще нужно о многом расспросить Фрэнсиса. Наверное, как и накануне, перед ним будет сидеть испуганное, недоверчивое, нетерпеливое существо, которое то бунтует, то успокаивается, то выкидывает что-то неожиданное.
– Я в вашем распоряжении.
Мегрэ указал ему на маленькое бистро.
– Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
Жаль, потому что сам Мегрэ охотно начал бы свой рабочий день со стаканчика сухого вина.
Глава 5
Нужно было пережить неприятные минуты. Почти во всех расследованиях у Мегрэ наступал более или менее длительный период неопределенности. Он становился похож на мыслителя. На первом этапе, когда он неожиданно попал в новую для себя среду, сталкивался с совершенно незнакомыми людьми, можно было сказать, что он бессознательно впитывал в себя окружающую жизнь и разбухал, как губка.
Так было и накануне «У старого виноградаря». В памяти запечатлелись малейшие детали обстановки, жесты, лица посетителей. Если бы он не чувствовал себя таким усталым, то обязательно заглянул бы потом в клуб «Зеро», где бывал кое-кто из этой маленькой компании.
Теперь он вобрал в себя массу новых впечатлений, фразы и слова, полные тайного смысла, или брошенные мимоходом удивленные взгляды, но еще не знал, как всем этим воспользоваться.
Те, кто давно работал с ним бок о бок, уже усвоили, что сейчас лучше не задавать комиссару вопросов, не смотреть на него выжидательно, потому что он сразу начинал недовольно ворчать.
Как Мегрэ и предполагал, у него на столе уже лежала записка: следователь Камю просит ему позвонить.
– Алло… Говорит Мегрэ.
Ему редко приходилось сталкиваться с Камю, которого нельзя было отнести ни к дотошным исполнителям, ни к представителям правосудия, дающим полиции спокойно заниматься своим делом.
– Я просил вас позвонить, потому что меня вызывал прокурор. Его интересует, в какой стадии расследование.
Комиссар едва не сказал: «В начальной…»
И это не было бы преувеличением. Преступление – не математическая задача. В нем участвуют живые люди, о существовании которых ты не знал еще накануне. Они были для тебя просто прохожими, и вдруг каждый их жест, каждое слово обретают особый смысл, а их прежняя жизнь подвергается тщательному изучению.
– Следствие продолжается, – предпочел ответить Мегрэ. – Возможно, через час-другой мы получим оружие, из которого стреляли. На Сене работают водолазы.
– Как вы поступили с мужем?
– Он здесь, в «холодильнике».
Мегрэ спохватился, что употребил слово, которое было в ходу только среди инспекторов его бригады. Когда не знали, что делать со свидетелем, но хотели, чтобы он находился под рукой, когда кого-нибудь подозревали, не имея достаточных улик для ареста, его помещали в «холодильник».
Человека проводили в застекленный зал, выходивший в длинный коридор.
– Подождите меня минутку.
Тут всегда сидели какие-то люди, взволнованные женщины, кто-то плакал, кто-то старался сохранить спокойствие.
После часа или двух, проведенных в «холодильнике», люди обычно становились разговорчивее. Свидетели, пришедшие сюда с твердым намерением молчать, становились покладистыми.
Случалось, их оставляли здесь на полдня, и они не спускали глаз с двери, всякий раз вставали, когда входил судебный исполнитель, надеясь, что на сей раз очередь дошла до них. Они видели как в двенадцать часов расходятся инспектора, и, собрав все свое мужество, обращались к Жозефу:
– Как вы думаете, комиссар знает, что я здесь?
– Он все еще на совещании.
За неимением другого выхода, Мегрэ поместил Рикена в «холодильник».
А следователю пояснил:
– Он в приемной. Как только получу новые данные, снова его допрошу.
– Ну, а как, по-вашему, он виновен?
Следователь Камю не задал бы такого вопроса, если бы работал с Мегрэ дольше.
– У меня еще нет мнения на этот счет.