Вопрос и ответ

В Шуме у него вдруг взмыло сильное, безобразное чувство. Он понял, што я вижу, и стер его, быстро, одним махом.

– На что пыришься?

– Ни на што.

– Вот и молодец.

Он подхватил ружье и скорее затопал обратно, на поле.

1017 каким-то образом всегда оказывался на моей половине, вот хоть ты тресни. Я в основном докапывал траншеи в задней части территории, Дэйви – в передней следил, как спаклы клепают вместе готовые несущие стены, которые сразу же встанут по местам после заливки бетона. 1017 как раз этим и полагалось заниматься, но стоило мне оторваться от работы, как вот он, пожалуйста, опять торчит рядом, сколько ты его ни отсылай. Нет, работать он, конечно, работал: греб горстями почву, наваливал ровными грядами дерн, но все время смотрел на меня, все время пытался поймать мой взгляд.

И еще щелкал.

Я распрямился и пошел на него: ружье в руках, серые тучи наливаются в Шуме над головой.

– Я послал тебя к Дэйви, – рявкнул. – Што ты опять здесь делаешь?

– Чего? – Это Дэйви заслышал свое имя с того конца поля.

– Почему ты отпускаешь вот этого обратно все время? – крикнул я ему.

– Какого – этого? – проорал он. – Ты о чем вообще? Они ж все одинаковые!

– Это 1017!

Дэйви изобразил што-то плечами.

– И что?

Из-за спины раздался щелк, громкий и саркастичный. Откровенно грубого свойства.

Я развернулся, и, клянусь, этот чертов 1017 лыбился мне прямо в лицо.

– Ты, мелкий кусок… – Я потащил из-за спины ружье…

И в этот миг увидел вспышку Шума.

Не откуда-нибудь – от 1017.

Мгновенную, стремительную, но совершенно четкую: я стою напротив него, тащу ружье… – ничего кроме того, што он сейчас мог видеть собственными глазами…

За одним только исключением: дальше в ней он вырывал у меня ствол…

Через секунду все пропало.

Ружье все еще у меня, 1017 – все еще по колено в канаве.

Никакого тебе Шума.

Я смерил его глазами: тощее, чем был, но они теперь все такие, кормов вечно не хватает, а 1017 еще и может специально кормежку пропускать…

…так што лекарства в ём, может быть, и нет.

– Што за игры ты тут мне играешь? – сурово осведомился я, но он уже работал вовсю, рыл, светил ребрами под белой-пребелой кожей на боку.

И молчал.

– Зачем мы продолжаем давать им лекарство, когда твой па давным-давно уже у всех его отобрал?

У нас с Дэйви был обеденный перерыв. Небо было затянуто низкими тучами, собирался дождь – первый за долгое время. Наверняка холодный. Но у нас все равно приказ продолжать работать, несмотря ни на што. Вот мы и работали – смотрели, как спаклы заливают первый бетонный фундамент из бетономешалки.

Мешалку сегодня притаранил Айвен. Здоровый, но хромый, и Шум весь в бурунах. Ну, и у кого теперь сила, спрашивается?

– Зато они ничего не замышляют, – пожал плечами Дэйви. – Не обмениваются, еть их, всякими мыслями.

Я подумал с секунду.

– Обмениваются. Щелчками, не забыл?

Дэйви снова пожал плечами с красноречивым видом «да кому какое дело, ссанина».

– От сэндвича еще чего-нить осталось?

Я протянул ему кусок, не сводя взгляда со спаклов.

– Разве не лучше было бы знать, што они думают? Это могло бы быть важно…

Я поискал на поле 1017, который, разумеется, стоял и смотрел на меня.

Шлеп. Первая капля дождя приземлилась мне на ресницы.

– Вот дерьмо, – выразился Дэйви, оценивая обстановку сверху.

Дождь не стихал целых три дня. Участок неуклонно затопляло грязищей, но мэр требовал, штобы работа не останавливалась, и все это время мы катались туда и обратно по этому болоту, скользя, падая и пытаясь натянуть на рамы большие листы брезента, штобы хоть как-то прикрыть ту или другую часть поля.

Дэйви работал под прикрытием, понукая спаклов держать и перетаскивать с места на место брезентовые тенты. Я в основном торчал под дождем и следил за тем, штобы края полотнищ оставались прижаты к земле тяжелыми камнями.

Трепаная идиотская работа.

– Быстрее! – заорал я спаклу, который вместе со мной фиксировал последний лист.

Пальцы у меня уже закоченели – перчаток нам выдать никто не позаботился, и никаких мэров, штобы подать запрос, вокруг не наблюдалось.

– Ой! – Я облизал ссаженные костяшки в миллионный, наверное, раз.

Спаклы ворочали камни – дождь им был вроде бы нипочем… ну, оно и хорошо, потомуш под брезентом все равно на всех на них места бы не хватило.

– Эй! Следи за краем! За краем сле…

Мне снова пришлось почти кричать, да все равно без толку: резкий порыв ветра вырвал целый лист брезента, который мы только што с таким трудом закрепили. Материал закрутило, подняло; один из спаклов так и остался болтаться, вцепившись, поволокся за ним, и его круто приложило о землю. Я перепрыгнул через него в погоне за брезентом, который уже улепетывал от меня, извиваясь, через разливанное море грязи, вверх по небольшому всхолмью и уже почти наложил на него лапу, когда…

Неслабо поскользнувшись, я шлепнулся на задницу и на ней поехал по обратному склону с той стороны…

…и только уже едучи понял куда.

А ехал я прямо в трясину, в нужник, в спачий сортир.

Попытался ухватиться за землю, но хвататься там было не за што, так што я ухнул прямо туда с капитальным плюхом.