Вопрос и ответ

– Умотал он тебя? – Мэр принес тарелку, которая уже давно меня дожидалась и даже не подавала признаков, што он очень уж много с нее сожрал.

– А вас, што ли, не умотал? – огрызнулся я, вкапываясь в еду.

– Честно говоря, думаю, он обо мне забыл. – Мэр ушел к себе на матрас. – Я уже черт знает сколько с ним не разговаривал.

Я поднял глаза. Шум мэра Леджера был сер, словно он што-то прятал. Ничего нового.

– Убираюсь себе, и все тут. – Он смотрел, как я ем. – Слушаю, о чем люди толкуют.

– И о чем же? – Потолковать тут не терпелось явно ему.

– Ну… – Его Шум неудобно поерзал.

– Ну – што?

Ага, вот почему Шум такой блеклый: он чего-то не хочет мне говорить, но считает, што должен… Подождем.

– Дом исцеления… – начал он. – Ну, тот самый…

– И што он? – Я, конечно, постарался звучать небрежно, но не сумел.

– Его закрыли. Стоит пустой.

Я даже есть перестал.

– Што значит пустой?

– То и значит: пустой. – Он сказал это мягко, будто знал, што новость хуже некуда. – Никого там нет, даже пациентов. Все ушли.

– Ушли? – прошептал я.

Ушли.

Я встал… хотя идти тут все равно было некуда – прямо с идиотской тарелкой в руке.

– Куда ушли? Што он с ней сделал?

– Ничего не сделал, – ответил мэр. – Твоя подруга сбежала. Так я, по крайней мере, слышал. Сбежала с женщинами, ровно перед тем как пала башня. – Он поскреб подбородок. – Всех остальных арестовали и посадили в тюрьму. Но твоя подруга… спаслась.

Это «спаслась» он сказал так, будто хотел сказать совсем не это. А вовсе даже то, што она именно так и планировала, давно уже, всю дорогу.

– Вы не можете этого знать, – отрезал я. – Вы не можете быть уверены, што это правда.

– Может, и не могу, – пожал плечами он. – Но я это слышал от солдата, который сторожит дом исцеления.

– Нет, – сказал я, сам не понимая, што имею в виду. – Нет.

– Ты вообще хорошо ее знал?

– Захлопни пасть.

Дышать стало трудно. Вдох, выдох…

Это же хорошо, што она сбежала, правда?

Ну правда же?

Она была в опасности, а теперь…

(но)

(но это она взорвала башню или нет?)

(почему она не сказала, што собирается это сделать?)

(она мне… врала?)

Я не должен этого думать, не должен думать, но оно так и лезет в голову…

Она же обещала!

А теперь ушла.

Она бросила меня.

(Виола?)

(Ты меня бросила?)

21 В шахте

[Виола]

Я открыла глаза. Снаружи хлопали крылья. За эти несколько дней я уже привыкла к звуку: он означал, что нетопыри вернулись в пещеры после ночной охоты, что вот-вот взойдет солнце и что уже почти пора вставать.

Женщины начали ворочаться и потягиваться на койках. Не все – кто-то еще дрых мертвым сном, храпел, попукивал, плавал в пустоте и ничто забытья.

Я пожалела, что сама уже не там.

Спальня была на самом деле просто длинной хибарой: метеный земляной пол, деревянные стены, деревянные двери, почти без окон, железная печурка по центру для обогрева (не справлялась). Ну, и ряды коек, из конца в конец – везде спят женщины.

Я как новоприбывшая – в самом конце.

Я смотрю на ту, что занимает кровать напротив, в другом. Она садится, очень прямо, полностью владея телом, словно и не спала вовсе – так, просто поставила себя на паузу, пока не включит опять рабочий режим.

Мистрис Койл поворачивается ко мне, спускает ноги на пол и смотрит – поверх всех остальных спящих, прямо мне в глаза.

Проверяет меня. Первым делом – меня.

Вдруг я сбежала под покровом ночи искать Тодда.

Я не верю, что он умер. И в то, что он заложил нас мэру, тоже не верю.

Должно быть другое объяснение.

В ответ я смотрю в упор на мистрис Койл, не шевеля ни мускулом.

Нет, я еще не ушла, думаю. Пока.

В основном, правда, потому, что понятия не имею, где мы.

Однозначно не у океана. И даже не близко к нему, насколько я могу судить, хотя это еще ни о чем не говорит: секретность тут, в лагере, – главное слово. Сразу тебе и пароль, и отзыв. Никто никогда не выдает никакой информации – только если это абсолютно необходимо. Если кого-то поймали во время рейда с бомбой или рейда за припасами (у Ответа постепенно начали заканчиваться мука и лекарства).

Мистрис Койл стережет информацию как свой самый ценный ресурс.

Знаю только, что лагерь располагается в старой шахте, которую с энтузиазмом выкопали еще во времена первой высадки – чего только не было раньше на этой планете, а потом, всего через несколько лет, забросили. Состоит он из кучки хижин у входа в две глубокие пещеры. Хижины частью новые, частью – еще из тех, шахтерских дней; служат спальными бараками, столовыми, комнатами для собраний и прочего. Пещеры (по крайней мере, та, что без нетопырей) – складами провианта и лекарств. Неприятно низкие и свирепо охраняемые мистрис Койл. Которая все еще беспокоится о брошенных в городе детях и сливает свое беспокойство на всякого, кого угораздило спросить еще одно одеяло от холода.