Читаем Вопрос и ответ полностью

Вопрос и ответ

Ошейник я сорвал. Он отлетел, весь в ошметках кожи и крови. Спакл с таким страшным звуком втянул воздух, што у меня чуть уши не отвалились. Меня прямо отбросило от него – прямо так, с кусачками в руке.

И вот тогда-то, пока я смотрел, как спакл сражается с воздухом, пытается снова начать дышать и, кажется, не может… пока Дэйви нависал над нами с тисками… я вдруг понял, какая волна тиканья и щелчков идет сейчас по толпе… и именно тогда – изо всех моментов, всех причин, всех возможностей именно в эту – вот именно тогда они и решили напасть.

Первый удар мазнул мне слегка по макушке. Спаклы, они тонкие, легкие, так што силы в ударе было немного.

Зато их пятнадцать сотен.

И все пятнадцать пришли валом, так густо, што тебя словно под воду затянуло…

Кулаки, тумаки, ногти царапают по лицу, по загривку, и меня уже сшибли на землю и навалились всем миром сверху хватаясь за руки за ноги за одежду за волосы и я орал и визжал и кто-то уже выдернул у меня инструмент из пальцев и заехал со всей дури в локоть и больно было так што в глазах потемнело…

А единственная мысль, единственная идиотская мысль в голове была…

На меня-то они за што накинулись? Я же пытался спасти 0038…

(но они же знают они знают…)

(они в курсе што я убийца…)

Дэйви што-то крикнул, со стены затрещали выстрелы.

Еще тумаки, царапины, но и выстрелы тоже, и спаклы посыпались в стороны, хотя я это больше слышал, чем видел, потому што от локтя было дико больно.

На меня все еще наседал один, драл мне шею сзади, потому што я валялся мордой в траву, но как-то сумел перевернуться, и хотя ружья все так же палили, и в воздухе стоял крепкий дух кордита, и спаклы бежали… бежали, этот так и сидел на мне, царапался, лупил руками…

Тут до меня дошло, што это 0001, самая первая в очереди, первая, кого я коснулся, а потом што-то шлепнуло, она крутанулась и упала рядом со мной в траву. Мертвая.

Дэйви снова стоял над нами: в руке пистолет, дуло курится. Нос и губа в крови, тоже весь исцарапанный не хуже моего и как-то весь кренится набок.

Но улыбается.

– Я те жизнь спас, видал?

Пальба так и продолжалась. Спаклы бежали, но бежать-то было некуда. И они падали. Падали. Падали.

Я посмотрел на локоть.

– У меня, кажется, рука сломана.

– У меня, кажется, нога сломана, – парировал Дэйви. – Давай, двигай живо к па, скажи ему, што случилось. Скажешь, што я жизнь тебе спас.

На меня он не смотрел – целился, стрелял, вес держал кособоко.

– Дэйви…

– Пошел! – Он был весь – жуткая, мрачная радость. – У меня тут работку закончить надо.

Выстрел. Спакл упал.

Они падали повсюду.

Я сделал шаг в сторону ворот. И еще один шаг.

И потом побежал.

У меня руку дергало буквально на каждом шагу, но Ангаррад сказала мальчик-жеребенок и ткнулась мне в лицо влажным носом. Она даже колени подогнула, штобы я смог мешком плюхнуться в седло. Встала, затрусила мерно по дороге, дожидаясь, пока я усядусь как следует, и только тогда припустила самым стремительным галопом, какой я только у нее видел. Я лежал, одной рукой вцепившись ей в гриву, другую свернув под собой, и пытался не стошнить от боли прямо на ходу.

Время от времени я подымал голову и видел женщин: они провожали нас глазами из окон, безмолвные и далекие. Мужчины тоже провожали, вблизи, глядели на мое лицо, все в крови и избитое.

Кого они, интересно, видят?..

Такого же, как они?

Или врага?

Кто я такой, по-ихнему?

Я закрыл глаза, но чуть не вылетел из седла и поскорее снова их открыл.

Ангаррад подлетела к собору сбоку, высекая копытами искры из мостовой, обогнула угол, нацелилась на лестницу. На площади армия выделывала маневры. У большинства так и не было Шума, но от топота всех этих ног и так воздух в трубку сворачивало.

Я поморщился на это вот все, кое-как поднял голову, посмотрел туда, куда мы, собственно, и неслись – на соборные двери…

И мой Шум выдал такой взрыв, што Ангаррад встала как вкопанная, скребя по брусчатке, роняя пену с боков – очень уж быстро мы с ней доскакали.

Но я этого не заметил…

Потомуш у меня сердце тоже встало, вот прямо прекратило биться…

потомуш там была она.

Впереди, у меня перед глазами, поднималась по ступеням собора…

Она.

И сердце подскочило… чуть из груди не выпрыгнуло… дальше забилось, и Шум уже был готов кричать ее имя, и боль вся куда-то ушла…

Потомуш она жива…

Жива она!

Но тут я увидел…

Как она идет вверх по ступеням…