И только потом понял,
– Нет, – сказал я. – Мы не станем.
– Да, – сказал он. – Еще как станем.
В Прентисстауне мы так клеймили овец. Берешь вот эту штуку, што сейчас была в руках у Дэйви, оборачиваешь полоску вокруг овечьей ноги, туго закручиваешь концы инструментом – слишком туго. Настолько туго, штобы полоска врезалась в кожу и началось вошпаление. Металл у них покрыт специальным средством, штобы инфекшия не развилась, а дальше больная кожа вокруг полоски вылечивается и срастается с нею, и замещает этот кусок кожи самой чертовой полоской.
Я в ужасе посмотрел на спаклов. Спаклы посмотрели на нас.
Гадость в том, што если этот браслет потом снять, под ним уже ничего не вылечится. Овца кровью истечет, если так сделать, до смерти истечет. Надеваешь его, и все, так и будет ходить до конца своих дней. Навсегда это, насовсем, без вариантов.
– Стало быть, всего-то и надо, што видеть в них овец. – Дэйви выпрямился с ключом в руках и окинул хозяйским взглядом спаклов. – А ну, в очередь!
– Одно поле зараз, – проорал, показывая на спаклов закручивателем в одной руке и пистолетом в другой; солдаты на стене стояли, нацелив ружья на стадо. – Как только получите номер, стойте на своем поле и не уходите с него, усекли?
И они, кажется, усекли.
В том-то и дело.
Они усекли куда больше, чем овцы на их месте.
Я уставился на горсть металлических полосок у себя в руке.
– Дэйви, так не…
– Давай шевелись, ссанина, – нетерпеливо отрезал он. – Нам за сегодня аж две сотни окучить надо.
Я сглотнул.
Первый спакл в очереди тоже смотрел на эти чертовы полоски. Кажется, это была женщина – иногда их можно отличить по цвету лишайников, которые они себе выращивают заместо одежек. Да и низковата она была по спачьим меркам. С меня ростом, а то и меньше.
Я думал. Думал.
Ведь ежели я не стану… не буду этого делать, они возьмут кого-то еще, и ему будет наплевать, больно спаклам или нет. Пусть уж лучше я – я хотя бы смогу сделать правильно. Лучше, чем вот этот вот Дэйви сам, без меня.
Так?
(так?)
– Давай уже, оборачивай эту етьскую штуку вокруг руки, а не то мы тут все етьское утро проваландаемся, – это Дэйви, конечно.
Я жестом велел ей протянуть руку. Она протянула, глядя мне в глаза, не мигая. Опять пришлось слюну проглотить. Взял упаковку полосок, развернул, вытащил одну – с номером 0001. Она все смотрела. Все не мигала.
Я взял ее за руку.
Она была теплая – теплая на ощупь; а ведь с виду такие белые и холодные…
Завернул полоску вокруг запястья.
Под пальцами бился пульс.
Она смотрела мне в глаза.
– Прости, – прошептал я.
К нам подошел Дэйви, заправил оба конца полоски в закрутку и так свирепо и резко крутанул, што спакл зашипел от боли. А потом Дэйви сжал тиски, заклепав металл на руке. Сделал ее на веки и веки номером 0001.
Из-под браслета потекла кровь. Кровь у номера 0001 была красная.
(и я это уже знал)
Держась за запястье другой рукой, номер 0001 попятилась от нас прочь: все еще таращась, все еще не моргая, как безмолвное проклятие.
Никто из них драться не пытался. Просто стояли в очереди и глядели, глядели, глядели. Время от времени перещелкивались, но все равно никакого Шума, никакого сопротивления, никакой борьбы.
Отчего Дэйви становился только злее.
– Чертовы колоды. – Он подержал затяг пару секунд до заклепки: хотел посмотреть, сколько спакл будет шипеть.
Потом еще пару секунд подержал. И еще.
– Как тебе такое, по нраву? – крикнул он в спину спакла, пока тот плелся от нас подальше, и оглядывался, и смотрел, смотрел…
Следующий в очереди был номер 0038. Высокий такой, вероятно, мужчина, тощий от природы, и еще схуднувший, потомуш даже дураку понятно, што нашего ежедневного фуража для полутора тысяч спаклов никак не достаточно.
– На шею ему надевай, – бросил Дэйви.
– Што? – У меня даже глаза на лоб полезли. –
– Надевай ему эту дрянь на его етьскую шею!
– Я не…
Он внезапно сделал выпад, оглоушил меня закруткой по черепу и вырвал из рук кипу полосок. Меня даже на колено швырнуло… Схватился за голову, несколько секунд глаза от боли поднять не мог.
А когда поднял, было уже, ясное дело, поздно.
Дэйви швырнул спакла на колени. Полоска с номером 0038 уже была закручена у того на шее, и он, Дэйви, закручивал ее еще туже. Солдаты на стене хохотали, спакл хватал ртом воздух, цепляясь за ошейник пальцами. По всей окружности шеи текла кровь.
– Прекрати! – Я попытался встать на ноги, но…
Дэйви замкнул ошейник. Спакл рухнул в траву, задыхаясь, хрипя; голова его начала наливаться жестоким розовым цветом. А Дэйви просто стоял над ним – стоял не шевелясь и глядя, как наступает смерть.
Инструменты лежали на траве. Я кинулся к ним, схватил кусачки, обратно, к 0038… Дэйви попытался меня остановить, но я замахнулся на него инструментом, и он отскочил. Я упал на колени, попробовал подцепить чертову металлическую ленту, но ее слишком туго затянули, а спакл так бился от удушья, што мне, наконец, пришлось прижать его к земле кулаком.