Второе действие Гальвани можно назвать подвигом научно-техническим, который оказался незамеченным, и все из-за того же Вольты. Болонец зарегистрировал электромагнитные волны, использовав лягушечьи лапки как радиоприемники. Волны излучались разрядами от машины трения, молниями в небесах. Антеннами служили скальпели, сам человек-препаратор или проволоки стометровой длины. Их можно было покрыть воском, сургучом или смолой, а вешать следовало на шелковых нитях, потому что подвеска без изоляторов сильно ослабляла прием возмущений. Нельзя было класть детектор, то есть препарированную лягушку, на проводящую поверхность, чтоб электричество не убегало в сторону, а шло через препарат. Гальвани делал заземления, цепляя провод к лапкам и опуская его на пол или в колодец.
Разве не удивительны эти находки медика? Он вслепую, руководствуясь интуицией и подражая физикам, не только собрал нужную схему, но с её помощью доказал электрическую природу мышечных сокращений, «даже подметил условия и как бы некоторые законы, которым они повинуются».
Третий подвиг Гальвани — обнаружение электричества, вырабатываемого двумя разнородными металлами. Болонец еще в 1786 году думал именно так, ибо называл свой опыт «экспериментом с металлическим электричеством». Увы, сбитый с толку модными словами о животном электричестве, Гальвани уже через месяц пристроился в хвост «авторитетам» и уже стоял на своем до самой смерти, увы, столь близкой. Нет, чтоб послушаться увещеваний Вольты: тот самостоятельно понял, доказал и убедил весь мир, что два металла могут давать электричество, что Гальвани обронил ключ от замка. Вольте нелегко далась эта кампания по просвещению заблудших, но он добросовестно выполнил свой труд.
За девять месяцев 1792 года Вольта написал 15 (!) различных документов на эту тему (докладов, статей и писем). Еще в январе никакого шума не было, Вольта буднично отчитывался перед начальством в получении по почте четырех карт Англии, измерителя степени усиления биноклей, маленьких химических весов с деревянными чашечками разной формы.
И февраль традиционно ушел на подведение итогов теперь уже 47 прожитых лет. В марте Вольта традиционно стонал в письмах, повторяя: «О, Парис! Как бы я был с ней счастлив! О боже, сколь горька судьба моя!», а в промежутках не упускал возможности сообщить Маруму, что по Морво воздух расширяется не совсем равномерно по мере нагревания, но он, Вольта, мог бы гарантировать рост объема в 1/220 на градус Реомюра или 1/275 на градус стоградусной шкалы. Уже после Вольты Рено получил 1/326, а Гей-Люссак — 1/267, но сегодня известна точная цифра, 1/273, так что в заочном соревновании ученых Вольта оказался победителем.
В марте Вольта принялся повторять опыты Гальвани, так что уже в апреле смог написать письмо к одному из ученых — профессору Вассали, и поделиться впечатлениями, а потом и другому, по фамилии Баронио, передав текст верному другу Луиджи Гаспару Бруньятелли, профессору химии того же Павийского университета, чтобы тот срочно напечатал в своем «Физико-медицинском журнале». С этого письма к Джузеппе Баронио, врачу миланского госпиталя, и началась историческая серия публикаций Вольты о животном электричестве. Серия, ставшая практически последней в многотрудном и долгом пути ученого…
Вольта миролюбиво воспевал удачу болонца, он признал новизну чуть ли не всех утверждений. Какая деловая здоровая ситуация: медик открыл, электрик чуть уточнил и подтвердил. 5 апреля Евсебио Валли тоже напечатал статью с подтверждением результатов Гальвани, но уже на лягушках, умерщвленных необыкновенными способами. И там же сообщил, что «один из первых авторитетов в области электричества, гений между физиками Вольта весьма усердно занят тем же». Одно отличие: у Вольты получался на нервах минус, а на мышцах плюс, хотя у Гальвани наоборот.
Ответ не заставил себя ждать. Через месяц, в мае, Гальвани ответил, похвалив новые измерения, но настаивая на своем. «Существование животного электричества неопровержимо доказано, долг каждого заключается в признании этого факта. У меня нет возможности далее углублять эту тему. С непременным уважением». Каков афронт! Можно сказать, оплеуха в награду за поклон.
Конечно, Вольта потратил на опыты месяц, а Гальвани сто тридцать месяцев, но ведь судить надо по результатам, а не по затратам времени и труда. Помогло забыть огорчение дружелюбное письмо из Женевы. Добрый знакомый Гораций Соссюр просил помочь: «Довольно долго от Вас, месье, не было новостей. Я отправил моих детей в поездку по Италии, это месье и мадам Неппер, мои зять и дочь. Я беспокою Вас, рекомендуя их, и убедительно прошу представить путешественников профессору ботаники, которого я не имею чести знать, если это не месье Витман, страстно любящий свой предмет. Говорят, Вы закончили новый опыт по расширению нагреваемого воздуха, и я был бы счастлив прочитать о нем».