Волшебный пирог

– Это ты, Тарния, я знаю. Ты никогда не умела изображать иностранцев. Открой же эти чертовы ворота.

– Нет. Госпожа Снеппс не принимает случайных посетителей.

– Делай, как считаешь нужным, – Митци снова задрожала. – Но знай, что я все знаю и про Дункана Дидсбери, и про клубничный йогурт.

– Чтоб тебе провалиться, Митци Блессинг! – Голос начисто утратил свой восточноевропейский шарм. – Пять минут – и не больше.

Пока Митци под порывами сильного ветра неслась обратно к машине, кованые ворота открылись, заиграла мелодия песни Дороти Филдз «Транжира» – и она приготовилась к бою.

Тарния, одетая в золотистый велюровый спортивный костюм восьмого размера и сабо с блестками, открыла дверь сама, но Митци вовсе этому не удивилась. Постоянная прислуга у Снеппсов больше не работала. Все уборщицы и кухарки внесли Снеппсов в свои «черные списки», так что те были вынуждены искать помощников через агентства, но дольше одной-двух смен никто у них не задерживался. Даже самые обездоленные, искавшие работу прислуги, избегали семью Снеппсов. Лишь иногда (и довольно редко), когда Снеппсы устраивали вечеринки, в деревне находились отчаянные головы, которые решались наняться помощниками на один день.

– Рада тебя видеть, – улыбнулась Митци. – Как это мило с твоей стороны…

– Заходи и прекрати любезничать, – огрызнулась Тарния. – Ты знаешь, что я тебя ненавижу.

– Взаимно, – с улыбкой сказала Митци, заходя в холл, выдержанный в белом, розовом и золотом, в котором было собрано все самое безвкусное из того, что можно купить за большие деньги.

Наверно, и сама Тарния не может не чувствовать, что с фонтанами и скульптурами перед входом на лестницу вышел перебор. И уж совсем неуместен этот писающий малыш неопределенного пола, стоящий на спине у дельфина.

Прическу Тарнии делал сам Джастин из самой дорогой парикмахерской – ее черные как вороново крыло волосы были пострижены бритвой и торчали колючим ежиком, глаза из-за огромной дозы ботокса казались выпученными, а кожа под действием аэрозоля для искусственного загара приобрела ровный оранжевый оттенок, и на вид хозяйке дома можно было дать лет шестнадцать. Да, пластическая хирургия, в отличие от многого, на что раскошелилась Тарния, – думала Митци, – явно оправдала вложенные средства. Даже швов не видно.

– Не пройти ли нам в библиотеку? – улыбнулась Митци.

– На кухню, – рявкнула Тарния, цокая каблуками по розовому мраморному полу.

Шагая вслед за ней, Митци старалась не вглядываться в высокие, от пола до потолка, зеркала в рамах розового (как домик Барби) цвета и отводила глаза от недавно вставленного в окно на лестничной площадке огромного витража, изображавшего все семейство Бэкхемов.

– Итак, – эхом раздался голос Тарнии из глубин огромной кухни, где кругом сверкало стекло и хромированная сталь (по-настоящему готовили на этой кухне еще реже, чем у Митци). – Давай поскорее разберемся с делами. Скоро вернется маркиз.

Митци не удержалась от смеха.

– Ой, прости. Я нечаянно. Но, Тарния, ты же помнишь, кто я, да?

Тарния свирепо посмотрела на нее.

– Вот поэтому я и не хочу пускать тебя в дом. Но, как мне кажется, лучше пригласить тебя сюда, чем выносить, как ты, стоя у входа, вопишь о моей личной жизни так, чтобы слышали все кому не лень. Так чего же тебе надо?

– Спасибо. Я не откажусь от чашечки чая. – Митци неловко устроилась на краешке некоего предмета мебели, созданного, возможно, самим Теренсом Конраном.[19] – А я захватила кексики.

– Мне нельзя никаких кексов. Диета Аткинса. Никаких углеводов. – Тарния окинула Митци оценивающим взглядом. – Ты-то, судя по всему, об этом и понятия не имеешь. Размер у тебя, наверно, двенадцатый, не меньше. Да что там, в твоем возрасте так просто распуститься и перестать за собой следить. Нет, извини. Никаких углеводов.

Вот проклятье. Митци постаралась не выдать своего огорчения.

– Ой, да здесь совсем мало углеводов, в них всего мало… И они такие вкусные…

Она выложила оставшиеся «Пудинги, позволяющие убеждать», на пустой, нечасто использующийся стол. От них все еще шел ароматный, пряный, горячий запах. Тарния, чей рацион явно напоминал голодный паек, оторвалась от прозрачного чайника, в котором в тот момент делала чай, и тут же сдалась.

– Да, выглядят они вполне… то есть… ну, попробую одну штучку, пока не вернулся домой маркиз, и…

– Ради бога, прекрати называть его маркизом, – хихикнула Митци. – Боюсь, что я не смогу отнестись к этому серьезно.

Тарния скривила губы, скорчила гневную гримасу и отдернула руку, потянувшуюся уже было к кексикам.

– Сколько раз я должна тебе повторять, Митци, что мы с маркизом поднялись на несколько ступеней выше. Мы не желаем, чтобы нам напоминали…

– Нет-нет, конечно, что ты. – Митци понимала, что только смирением можно добиться своего и уговорить Тарнию попробовать убеждающий пудинг. – Я все время забываю. Извини.

Тарния смягчилась и стала разливать чай из прозрачного чайника в прозрачные чашки, стоявшие на прозрачном же подносе. И нигде – ни малейших признаков молока или сахара. Ну и пусть.