Волнолом

Его внимание привлекло цветное панно на торце кирпичного дома, стоявшего у дороги. Там была изображена батальная сцена в средневековом стиле - всадник, облаченный в золотые доспехи, вламывался во вражеские ряды. Его клинок, оставляя в воздухе размытый чернильный след, опускался на чью-то голову. Еще один конный, тоже весь в золоте, бился рядом. Вокруг - мешанина человеческих тел, густая щетина копий.

- Простите, герр ректор, а это что за художества?

- Генрих, как вам не стыдно! - воскликнул тот, моментально забыв о своих терзаниях. - Это же битва франков с аварами! Вспомните - Карл и Карломан сражались в первых рядах, щиты врагов рассыпались под их мечами! Язычники были в ужасе! Аварский каган бежал, оставив гору сокровищ! Знаменитейшая картина, написанная, правда, спустя несколько веков...

- Ах да, - вспомнил Генрих. - Нет, саму картину я видел - просто не знал, что сделали еще и панно. Когда оно появилось?

- Да что с вами, право? Ведь совсем недавно был юбилей - 1100 лет с того памятного похода. Сколько было мероприятий! Чтения у нас в университете, исторические реконструкции на Дунае и Тисе...

- Как-то мимо меня прошло, извините. Я редко выбираюсь из пригорода.

- Об этом писали во всех газетах!

- Наверно, не долистал...

Они свернули на мост, поравнялись с резиденцией канцлера, стоявшей на островке. Уже догадываясь, какой сюрприз его ждет, Генрих все равно испытал волнение, когда на фасаде вместо надоевшего циркуля сверкнула линза в оправе. Символ стеклянного века, который в одночасье вернулся.

И снова Генрих задумался - а как бы он реагировал, если бы был не в курсе, какой ценой все это проделано? Если бы не стал свидетелем ритуала?

Ведь он теперь - светописец-уникум, а светопись в новом мире становится высшей ценностью. То есть, по сути, он одним махом вошел в элиту. Не в политическом смысле, само собой, но политикой он никогда и не увлекался.

Да, если рассуждать абстрактно, звучит неплохо.

Но в том-то и проблема - все происходит не с абстракциями, а с живыми людьми, которых приносят в жертву. Мир меняется не сам по себе, а по воле свихнувшейся хитрой стервы. И если в ее голове рождаются великие замыслы, то это не вдохновляет, а вызывает страх.

А еще в этом мире нет прежней Анны...

- Приехали, Генрих.

Особняк супругов фон Вальдхорн располагался недалеко от королевского замка, хоть и на другом берегу реки. Барон и король могли бы, вооружившись биноклем, пялиться друг на друга из окон, если бы у них вдруг возникла такая блажь.

Поскольку визит к барону был деловым, Генрих ожидал, что их проводят в кабинет к хозяину дома. Но слуга распахнул перед ними двери гостиной. Там мягко горели лампы, шторы были задернуты. Османский ковер на полу - каштаново-красный, с невероятно сложным орнаментом - пружинил, скрадывая шаги.

Роберт фон Вальдхорн, сидевший у камина, поднялся навстречу гостям:

- Прошу вас. Спасибо, что приняли приглашение.

Барону, как быстро прикинул Генрих, сейчас должно было быть лет семьдесят, но выглядел он моложе. Благородная седина без малейшего намека на лысину, прямая осанка, цепкий и внимательный взгляд. Здоровье он явно поддерживал не без помощи светописи - но дозированно, умело, чтобы не было побочных эффектов. Они и понятно - советнику короля, в отличие от светских красоток, ясность ума необходима, как воздух.

- Ваше приглашение - честь для нас, герр барон, - сказал ректор проникновенно. - Позвольте представить - Генрих фон Рау, наш выпускник, а потом и преподаватель. Как и вы - с факультета светописи.

- Очень приятно, - хозяин мазнул равнодушным взглядом. - Выпьете что-нибудь, господа? Есть превосходный аквитанский коньяк. Как раз для такой погоды.

Генрих подумал, что барон не похож на себя из сна. Дело не в возрасте - просто есть ощущение, что это совершенно разные люди. Тот обмирал при виде деревенской девчонки, а этот цедит вежливые фразы, ни разу не улыбнувшись. Какой из них настоящий? Наверно, все-таки тот, а этот просто напялил маску - он же придворный, ему в этом смысле не привыкать...

Барон тем временем объяснял, как распорядиться его пожертвованием. Деньги, как ни странно, предназначались не 'чернильному' факультету, а историческому. Речь, в частности, шла о систематизации архивов, которые относились к последним годам правления Старого Короля. Ректор важно кивал, делая пометки в блокноте.

- Впрочем, - хозяин протянул собеседнику кожаную папку с тиснением, - все подробности изложены здесь. На этом, полагаю, можно закончить. Чек, как вы помните, я подписал в субботу.

- Да-да, разумеется.

- В таком случае, господа, если у вас больше нет вопросов...

- Если позволите, герр барон, - Генрих остался сидеть, хотя ректор уже начал выбираться из кресла. - Вы сказали, что история - ваше давнее увлечение. Я прекрасно вас понимаю. Без знания прошлого трудно давать советы монарху. Но все же - почему вас интересует именно та эпоха?

- Генрих! - укоризненно сказал ректор.