Воллюсвен

Но перед тем званым обедом у Голта было ужасное ощущение, что Тим Кавендиш не является Тимом Кавендишем. Ipso facto…[3]

Если предчувствия Голта были верны, Тим не мог заподозрить, что план провалился. Иначе бы он предпринял меры.

ГОЛТ добрался на такси до офиса Хиллмана Абернати, психолога, психиатра и жреца великого бога «Compos mentis»[4]. Абернати — крупный, седовласый, проницательный мужчина, с ненавязчивыми обходительными манерами, располагающими к откровенности — предложил Голту сесть и осклабился сквозь дым панателы[5].

— Сразу перейдем к делу. — сказал он. — Могу заявить — вы не сумасшедший, Голт. У вас, вероятней всего, навязчивая идея. Коль это так, то это излечимо.

— Я ожидал этих слов. Когда у пациента есть некая фантастическая теория, вы мгновенно автоматом решаете, что теория ложна, и проблема заключена в мозгах.

Абернати сказал:

— Вы не совсем правы. Но продолжайте.

Рот у Голта дернулся.

— Ну, например, некоторые люди могут слышать писк летучих мышей — слишком высокий, чтобы его могли услышать все прочие. Означает ли это, что писки являются субъективным и звучат лишь в голове?

— У меня бывали пациенты, за которыми повсюду следовали маленькие красные черти, — заметил Абернати. — Ну и что?

— А вы когда-нибудь пытались сфотографировать маленьких красных чертей?

— Да, пытался, — неожиданно сказал психиатор. — Даже использовал инфракрасный и ультрафиолетовый свет. Вспомните, Голт, я сказал, что у вас может быть навязчивая идея. Но ведь может и не быть.

Голт откинулся на спинку стула, и пристально посмотрел на психиатора. Затем пожал плечами.

— Это из раздела «утешение пациента».

— Нет, не так, — очень серьезно сказал Абернати. — Вы убеждены в некой фантастической теории. Если бы я просто сказал, что вы ошибаетесь, вы бы мне не поверили и у вас могла бы развиться мания преследования. В моей работе я держу свое личное мнение в дальнем углу. Я никогда не делаю прогнозов, пока не соберу все факты, какие смогу.

— Факты? — переспросил Голт с ноткой сарказма.

— Ну, ваше трехмерное божество и тому подобное. Вы думаете, что я вам не верю. Вы пришли сюда с зачатком комплекса Бога в сочетании с глубинным стремлением к мученичеству. Как бы вы открыли нечто жизненно важное для человечества, и вы знаете, что человечество вам не поверит. В конце концов вам захочется, чтобы вас распяли. Подсознательная чушь, худшего рода.

— Погодите минуту, — сказал Голт. — Я могу и ошибаться. Я допускаю, что это все у меня может быть чисто субъективно. Может быть, у меня психическая травма?

— Нет, это — подсознательный блок — ответил Абернати. — Ваша память о вашем брате, два года назад оказалось стертой. Основной вопрос — что это означает?

— Ну, есть только два варианта. Либо Тим существовал в то время, либо его тогда не было.

— Верно. Рассмотрим первый вариант. Тогда вывод таков: по какой-то серьезной причине вы не хотите ничего о нем вспоминать.

— Какой причине?

— Вероятно, одной из тех, что сыграла злую шутку с вашим эго. Если бы мы смогли выявить ее, ваша память, скорее всего, вернулась бы. Вы когда-нибудь пытались навредить своему брату?

— Нет, по крайней мере, с тех пор, как он здесь существует. — осторожно сказал Голт.

— Угу. — Абернати забарабанил пальцами по столу. — Необходим непрямой метод. Поскольку вы ничего не можете вспомнить о своем брате, нужно собрать информацию о нем в других источниках.

— Я СОБИРАЛ ее. Я написал домой всем нашим друзьям и родственникам и нанял детективное агентство для слежки за Тимом. — И я замучил свою сестру. — Голт прикусил губу. — А что насчет прямого метода?

— Мы же пытались. Блок слишком силен. Словесные ассоциации ничего не выявили. Я…

— Ничего? Подождите минутку. Что это значит?

— Что вашего брата не существовало еще два года назад, — охотно ответил Абернати. — Что вообще-то ни о чем не говорит. За исключением того, что это просто доказывает ваше несогласие признавать его раннее существование. Эксперименты с гипнозом тоже провалились. У вашего подсознания, Голт, во рту кляп.

— Ситуация достаточно необычна, как вы считаете?

— Так и есть. Дело, может быть в том, что вы, возможно, когда-то пытались убить своего брата.

— Ха, — сказал Голт. — Наконец-то какая-то зацепка.

— Сам черт не разберет, — добродушно возразил Абернати. — Я же не детектив. Я знаю и тебя и Тима немало времени, и мне трудно представить его таким существом, каким он видится тебе. Он что, супермен?

— Не совсем. Супермен — понятие антропоморфное. Человек всегда хотел быть равным богам. Яхве, Один, Зевс — все они супермены. Проекция людского эго, если вы позволите мне выразиться в ваших терминах. Зачем ограничивать это человеческими законами?

— А супермен ничем и не ограничен.

— Мне видится несколько более широко — сказал Голт. — Представьте себе место, в другом измерении, с другими физическими законами. Мир не по правилам Хойла[6]. Пусть существо, живущее там, не обязательно было бы супер-тупицей, но оно могло бы быть обычным, рядовым для того окружения. Понимаете?

— Пусть так, — допустил Абернати.