«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

Впрочем, в том, чтобы пойти на фронт добровольно, а не дожидаться призыва, был еще один резон: доброволец мог выбирать, в каких войсках служить. Я выбрал десантную часть Fallschirmj"ager, меня восхищала их бесшабашная смелость и сила! Это было воплощением мечты отчаянного немецкого мальчишки стать крутым солдатом…

— Но ведь ты мог отказаться идти на фронт.

— Меня бы расстреляли и всю семью тоже, — отнекиваюсь я. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь повеселее. Хочешь, я расскажу тебе, какой у нас в Берлине отличный зоопарк?

— Хочу, — загораются ее глаза. — Ты так интересно рассказываешь.

Какая она все-таки еще наивная девчонка! Ей всего шестнадцать, а на вид и того не дашь. Искренне верит всей моей трепотне. Даже тому, что я с отцом охотился на акул. Где? На Балтийском море под Гамбургом! Скажете, брехня? Конечно! Но зато как она слушала, развесив уши, о моих подвигах! Вот есть у меня грех — люблю подшутить над людьми!

Еще Наташе очень нравится, как я рисую. Притащила мне бумагу и карандаш, я нарисовал ее портрет, девчушка была в абсолютном восторге!

Я много рассказывал ей о своей семье, о детских годах и школе, показывал фотографии. Вот только одну фотку мне стоило бы убрать, Наташа как увидела ее, аж отшатнулась от меня: «Так вот ты какой был!»

А собственно, что уж такого было на этой фотке?! Лично самому мне она очень нравилась, это была даже не фотка, а вырезка из нашей местной газеты. Я ясно помнил этот солнечный весенний день 20 апреля 1939 года, когда я и два моих школьных товарища гордо шагали на параде со знаменем в руках. Нас выбрали из остальных членов гитлерюгенда из-за хорошей военной выправки и строевой подготовки, нам оказали большую честь, и мы были безумно горды этим. Мы видели, что глаза всех девчонок из «Юнгмедль» с восхищением смотрят на трех высоких, загорелых, стройных юношей, мы просто купались в их восторженных взглядах. Мы знали, что нам очень идет форма: коричневая пилотка, дерзко сдвинутая на ухо, коричневая рубашка с черным треугольным галстуком, кожаная портупея с заветным кортиком на поясе и короткие коричневые шорты, обнажающие длинные мускулистые ноги в белых гольфах до колен и кожаных ботинках. Мы чеканили шаг под торжественную дробь барабанов, мое лицо на фотографии прямо-таки сияло от счастья, я шел во главе колонны вместе со своими товарищами, мои руки крепко сжимали древко знамени, а над нашими головами реял алый стяг с черной свастикой в белом круге.

«Wir werden weiter marschieren, wenn alles in Scherben f"allt, denn heute geh"ort uns Deutschland und morgen die ganze Welt» — «Мы маршируем. Никто не остановит нас. Старый гнилой мир трещит по швам. Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра весь мир», — звучало в ушах, и сердце билось в такт военному маршу.

— Как тебе могли нравиться такие вещи! — Наташа с отвращением тычет в злополучную фотографию. — Ты же говоришь, что не был фашистом! А вот еще: тут вас целая команда в этой отвратительной коричневой форме, сидите у костра и явно горланите какую-то нацистскую песню, типа «Хорста Веселя».

— Ты ошибаешься Наташа, именно в тот момент мы пели:

Ja, aufw"arts der Sonne entgegen,
mit uns zieht die neue Zeit.
Wenn alle verzagen, die F"auste geballt,
wir sind ja zum Letzten bereit!

Эта песня звучала в фильме «Триумф воли» с участием нашей знаменитой киноактрисы красотки Лени Рифеншталь. Я со своими камерадами из Юнг-фолька бегал на этот фильм целых пять раз! И нам так хотелось быть похожими на этих бравых солдат с киноэкрана!

Und h"oher und h"oher und h"oher
wir steigen trotz Hass und Verbot…

Удивлению русской девочки не было границ, она уловила и подхватила знакомую мелодию:

— «Все выше, выше и выше стремим мы полет наших птиц!» Но это же наша песня! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!» Это мы ее пели у пионерских костров!

— А мы ее пели во время походов в летнем лагере в гитлерюгенде.

Это было незабываемое чувство: пляшущие языки огня, тесный круг товарищей, плечом к плечу, и песня, взлетающая к звездам ночного неба!

— А чем вы еще занимались в этих лагерях?! — с вызовом спросила Наташа. Неприятие моего «нацистского прошлого» тем не менее смешивалось у нее с обостренным интересом к тем годам, ей по-настоящему хотелось понять меня.

— Ну, огромное внимание уделялось физической подготовке: мы много бегали, прыгали, кидали гранаты, учились ориентироваться по компасу. В этом я был всегда одним из первых! Но больше всего мне нравилось играть в военные игры, пробираться, как разведчик, по «вражеской территории» и стрелять из малокалиберной винтовки.

— То есть вас готовили к захватнической войне! — обличающе говорит русская комсомолка.

— Ты права, — отвечаю я ей. — Но тогда для нас не это было главным. Главным была возможность ходить в походы, видеть новые места, быть частью дружного коллектива.

Наташа недоверчиво усмехнулась.