Волгины

Алексей невольно вспомнил неразлучных Дудникова и Миколу. Подбежала Тамара. Узнав Алексея, всплеснула руками.

— Алексей Прохорович!.. Товарищ старший политрук!

— Ну как? Привыкла? Не страшно на войне? — спросил Алексей.

— Товарищ старший политрук, мы — как стальные гвозди… Нас бьют, а мы не гнемся, — запищала Тамара. — Вчера только в деревне расположились, так он, зараза проклятая, как налетел, как начал долбить…

— Тамара, ты не можешь без выражений? — наставительно перебила Таня.

— Виновата, товарищ старший сержант, — стукнув каблуками, шутливо вытянулась Тамара и тут же звонко засмеялась. — Я же на фашистов говорю У вас махорочки на цыгарочку не найдется, товарищ старший политрук? Тьфу, тьфу. — поплевала на пальцы Тамара.

— Ты что же, Тамара? Неужели куришь? — изумленно спросил Алексей.

— А как же, товарищ старший политрук? На войне без курева никак невозможно.

— И ты тоже? — нагнулся Алексей к сестре, доставая кисет с махоркой.

— Что ты, Алеша! — возмущенно вскрикнула Таня. — Неужели ты мог подумать?

— Она у нас паинька, на нее и фронт не влияет, — сказала Тамара. — Больно строгая… А мне нравится такая жизнь, накажи бог, нравится. Приключение за приключением. Разрешите прикурить, товарищ старший политрук, — потянулась Тамара цыгаркой к Алексею.

Когда погрузка раненых была закончена, Алексей помог Тане и Тамаре влезть в санитарный грузовик. Из-под полотняного навеса доносились стоны, шорох соломы, болезненное дыхание. Алексей невольно зажмурился, представил весь путь до медсанбата ночью, по опасным ухабистым дорогам отступления — путь, полный всяких неожиданностей, представил несчастных раненых и с ними двух девушек… И опять ему стало не по себе оттого, что он так и не сказал сестре главного, ничего ей не посоветовал.

— Танюша! — ласково позвал он.

Таня высунулась из кузова. Алексей увидел над собой ее блестевшие в потемках глаза, ощутил на своей щеке ее теплое дыхание. Она показалась ему в эту минуту по-детски беззащитной.

— Береги себя, — попросил Алексей.

— Хорошо, милый. Не беспокойся обо мне, — ответила Таня.

Другая рука протянулась из-под навеса в ту минуту, когда шофер включил мотор.

— До скорого свидания, товарищ старший политрук! — весело крикнула из темноты Тамара.

Алексей пожал ее мягкую, как подушечка, руку. Санитарная машина тронулась. Он зажег электрический фонарик, направил его луч под крышу фургона и увидел улыбающиеся лица сестры и Тамары. Алексей бежал вслед, держась за задний борт, пока было возможно, и все светил фонариком в лица девушек, как бы силясь запомнить их улыбки.

Санитарная машина стала развивать скорость, скрылась во тьме, и только был слышен ее удаляющийся шум. Алексей постоял с минуту, прислушиваясь, и медленно зашагал к штабу…

17

Предположения Алексея о том, что он расстался с сестрой надолго, не оправдались. На следующий день Таня опять приехала в батальон. На этот раз она сама прибежала в штабную землянку.

Фильков, пользуясь затишьем, приготовил небывалый за все время войны обед из трех блюд. Он разливал в котелки пахучий, заправленный толченым салом украинский борщ, когда в узкий земляной вход просунулась русоволосая девичья голова и сияющие глаза точно озарили предвечерний сумрак, сгущавшийся под березовым накатом.

— Танюшка! — вскрикнул Алексей. — Вот здорово! Как раз к обеду! Теперь-то я не отпущу тебя.

Он взял ее за руки, ища глазами, куда бы поудобнее усадить.

Капитан Гармаш и Саша Мелентьев очистили место на патронном ящике.

— Знакомьтесь, товарищи, моя сестра, — радостно улыбаясь, не без гордости, представил Алексей Таню.

— Так вот она какая, твоя сестра, о которой ты, к сожалению, так мало рассказывал, — пристукнув каблуками и беззастенчиво разглядывая Таню, сказал Гармаш и протянул смуглую жилистую руку: — Очень приятно. Разрешите представиться: кадровый командир, а это — вчерашний академик, профессор литературы, а теперь мой начальник штаба — Александр Леонидович Мелентьев.

Саша с застенчивым любопытством смотрел на Таню. Что-то сразу поразило его в ней. Она словно почувствовала это, нахмурилась.

— Я на десять минут, не больше, — сказала она Алексею. — Мне только хотелось посмотреть, как ты живешь.

— Но ты пообедаешь с нами. У нас нынче довоенный обед, — сказал Алексей.

— Да, да, придется вам подчиниться, товарищ старший сержант. Я приказываю, — улыбнулся капитан, молодцевато распрямляя плечи и подкручивая цыганские усы.

Таня, все еще смущаясь, присела на ящик. Фильков услужливо придвинул ей котелок. Появление Тани внесло в землянку что-то мирное, домашнее. Измученные недавними боями, ожесточившиеся люди, вдруг по-новому ощутили и грустный запах усыхающей ромашки, рассыпанной по склону балки, заносимый ветром в землянку (им казалось, что именно Таня принесла этот запах), и точно озаренную невидимым светом внутренность землянки, забыли на какое-то время о тяжелых боях на Днепре, о потерях, о своей усталости, о том, что, может быть, с минуты на минуту снова придется идти в бой.