— Зачем этот напрасный труд? Шуша дал мне денег, да и сам принесет чего-нибудь, когда вернется.
— Э-э, пустяки. Свари к мясу немного овощей или добавь приправ, как хочешь в общем.
— Бог тебе воздаст! Вечно ты утруждаешь себя понапрасну.
— Какой там труд. Бери.
Передавая старушке свертки, он добавил:
— Это мясо. А тут немного мозговых костей. Свари для меня, а то что-то спину ломит. Мне сказали, что костяной отвар укрепляет поясницу. Только кипяти их подольше и не добавляй воды. Так, чтоб отвару набралось не больше чашки.
Умм Амина не обратила внимания на советы Шеххаты. Больше всего ее занимала боль в его спине.
— Спина ломит? Экая напасть… Простудился, верно… С открытым окном спал… Сегодня закрой. Разбитое стекло заклей бумагой. А лучше всего при простуде банки. Вечером сделаю. Попрошу Закию принести…
Бабка могла еще долго причитать, потому ему пришлось прервать ее наставления:
— Хватит тебе, ничего не нужно. Все гораздо проще, дело привычное. Свари мне костей, и дело с концом. Мне это лучше всего помогает. Давно пользуюсь этим средством.
Но Умм Амина запротестовала:
— Разве это лекарство? Бог с тобой!
— Да сделай то, что я прошу! Больше ничего не надо.
— Будь по-твоему. Бог даст, к обеду будет готово.
— Вот и спасибо.
Успокоившись за судьбу костей и потрохов, убедив Умм Амину в отсутствии всякой надобности доставать банки, Шеххата быстро пошел по направлению к кофейне «Для благородных».
Придя туда, он увидел, что его собратья в большой запарке. Они бегали взад-вперед, суетились, переругивались. Хозяин лавки похоронных принадлежностей Сурур погонял своих помощников. Шеххата понял: предстоят большие похороны, а он опаздывает. Увидев его, Сурур заорал:
— Поторопись хоть немного! А то останешься без дела!
— Это как же так — без дела? Да мне не одни похороны нужны, а целых пять! Они мне позарез нужны.
— Что это тебя так заставляет?
— Красивая женщина.
— Тогда торопись… Толк в женщинах ты знаешь… До конца дней своих будешь за юбками волочиться… От этих излишеств и помрешь…
— Ты и вправду так считаешь? Дал бы бог!
Шеххата быстро повязал красную тряпку, схватил привычный ему подсвечник и крикнул остальным:
— Пора двигаться, люди! Где хоронить-то будем?
— Нужно добраться до старого Каира, а затем в квартал аль-Мугавизин.
— О черная весть! Поближе нельзя было? Никак это кладбище аль-Имам? Не ошибаюсь?
— Что делать, так получается. Его могила, как и склеп родственников, находятся в квартале аль Мугавизин.
— Чего ж он поселился в старом Каире, если знал, что хоронить его будут в квартале аль-Мугавизин? Жил бы в квартале Дираса, или аль-Хусейн, или, на худой конец, в квартале Кахкин. А то и в Красном переулке или на улице Гамалия. Угораздило его поселиться в старом Каире, когда кладбище находится в аль-Мугавизин.
Подошел пятый номер трамвая. Сурур заторопил всех:
— Кончай болтать! Скорее, скорее, а то не успеем! Уже девять часов, а в десять нужно быть на месте.
Братия «благородных» со своими подсвечниками, музыканты с инструментами — все ринулись в вагон, сразу наполнившийся шумом, гамом, шутками и прибаутками. Можно было подумать, что едут подружки к невесте.
Шеххата сел напротив шейха Сейида аль-Холи преднамеренно. Он рассыпался в самых льстивых приветствиях. Старик оставался глухим к этим излияниям, не внимал громким и звучным словам, относясь к ним так же равнодушно, как к блеску фальшивой монеты. И так всегда. Его глаза прикрыты. Он вечно кажется погруженным в дрему, как будто покрыт панцирем бесчувственности. Ничто не находит отзвука в его душе — ни радость, ни печаль, ни гнев. Сидел ли он, двигался, говорил — все, как во сне.
Как ни изобретателен был Шеххата, но поток красивых слов иссяк. Он наклонился тогда к уху шейха Сейида и зашептал:
— Не найдется ли толики гашиша?
Это был единственный вопрос, который мог заставить старика проснуться, расколоть панцирь равнодушия и безразличия. Он приоткрыл веки и, не глядя на говорившего, тихо высказался, произнеся необычно длинную для себя тираду:
— Вот ведь прорва ты какая? Только позавчера взял целую порцию.
— Сегодня нужно еще!
Пробормотав несколько ругательств, шейх полез за пазуху, вытащил оттуда грязный пакетик, не спеша открыл его, вытащил шарик шоколадного цвета величиной с орех и грязным ногтем разделил его на две части. Взял одну из половинок и попытался разделить и ее, но безуспешно. Пальцы оказались неуклюжими. Тогда он пустил в дело зубы. Тут Шеххата взорвался:
— Давай же сюда, приятель! Там и делить нечего!
— Это тебе так кажется. А впрочем — бери, пользуйся моей добротой, наслаждайся.
Шеххата быстро схватил протянутое ему стариком, запихнул в жилетный карман и успокоился. Переждав немного, он снова начал величать шейха Сейида. Завершив словесную подготовку, наш приятель подвинулся поближе к старику и вкрадчиво заговорил:
— Может быть, у тебя и имбирь есть?
На сей раз мрачный старик встрепенулся сильнее. Удивленно поднял брови, раскрыл глаза насколько хватило сил у век, потом прищурился и воскликнул:
— Что с тобой сегодня? Да ты никак не на похороны собрался, а на свадьбу? Никак зван куда?