Во временное пользование

А вот дальше, когда выйдут… Ну, собственно, Розгину никто руки не связывал. В любом случае. В любом случае, информацию надо было получить из первых уст. И про братишку сразу выяснить, полный там пиздец или нет.

- Грубо, Розгин. Смотрю, так и не научился ничему.

- А ты меня поучи.

- Может и научу. Добрый день, Ульяна. Приятно познакомиться.

- Прошу прощения, я вас не знаю…

Хрустальный взволнованный голос княгини прозвучал боязливо. И, в принципе, Розгин ее понимал.

«Старший брат», несмотря на ухищрения современной медицины, выглядел охренительно мерзотно.

Белое лицо, глаза с красными вампирскими прожилками, зализанные назад волосы. И еще его привычка одеваться в белое, только подчеркивала гадостное ощущение. Его не хотелось касаться, на него не хотелось смотреть. Розгин знал, что, когда только секта начинала свою деятельность в крае, многие деловые плевались и не желали иметь с ним ничего общего, хотя там можно было нереальные обороты замутить. Но судимый по такой статье, это конкретное западло. Хотя, сейчас времена поменялись, и даже на зонах многие, имеющие бабки и идущие по этой статье, уже не загоняются под шконку. Гнилые времена.

Сейчас, после десяти лет плотного сидения здесь, многие из старых людей уже ушли. А новые были не столь категоричны.

И потому Нехаев прекрасно себя чувствовал среди сильных мира сего, прекрасно осведомленных, кто он и откуда выполз.

- Зато я знал вашего отца, Ульяна. Прекрасный был человек. И маму. И с братом вашим знаком. Жаль, конечно, что вы неверно поняли его намерения…

- А , то есть то, что он ее без копейки оставил, все отдав твоей богадельне, это она, оказывается, неправильно поняла?

- Знаете, вещественное – такая суета…

- Да ты хоть мне не вкручивай, Кочегар, - поморщился Розгин.

Сбоку ахнула карамелька Лиза.

А Нехаев усмехнувшись, прошел к роялю, сел, тронул клавиши. Раздался пронзительный тонкий звук, и Розгин уловил боковым зрением, как поморщилась Княгиня.

- Ну что же, хочешь говорить на другом языке, давай поговорим, Клин.

Розгина обдало жаром. Знает, то есть. Его внутренний позывной. То, что до сих пор засекречено так, что и нынешней власти полицейской не добраться. Есть вещи, которые будут храниться за семью печатями вечно.

И он, Розгин, его дело, одна из этих вещей. По крайней мере , так было до недавних пор.

Но вот , пожалуйста, сидит тварь, слизняк, бывший зек, и запросто говорит то, что просто не должен знать.

Мир сдвинулся. И полетел прочь.

И назад уже ничего не вернешь.

Смена дислокации.

Мужчина был невероятно страшный. Вернее, не так. Нет.

Отталкивающий. Да, это правильное слово. Отталкивающий.

Высокий, с вытянутым худым лицом, зализанными назад волосами. И страшными, омерзительными глазами, похожими на мясные тефтели. С красными, в прожилках белками и странно-светлыми радужками с черными точками зрачков.

Я смотрела на него, трусливо прячась за спину Розгина, и для меня это было в тот момент самое безопасное место в мире.

А Розгин разговаривал.

И я даже понимала, о чем.                                                                         

О квартире, о брате…

А вот потом перестала понимать. Прямо после того, как страшный мужчина назвал Розгина Клином. Почему Клин? Что это обозначает?

Я подумала, получу ли когда-нибудь ответы на эти вопросы, и осознала, что, скорее нет, чем да.

Розгин и мужчина все так же стояли друг напротив друга и разговаривали. О чем-то. Из общеупотребительных слов там были только междометия и предлоги. И по ним можно было понять, что разговор идет напряженный. Но малопонятный.

Я перевела взгляд на Елизавету и вздрогнула.

Она смотрела на мужчину, как… На Бога. Да, прямо так, с большой буквы.

Ее чистые наивные , такие красивые глаза светились невероятным обожанием и, казалось, только то, что он не обращает на нее никакого внимания, мешало ей кинуться к нему, чтоб… Наверно, ноги поцеловать? Да? Или что еще божествам целуют?

Мне стало ужасно не по себе.

Я и так-то была сильно взвинчена самой ситуацией, нахождением в этом доме, где все было таким родным, и в то же время – уже не родным. Музыкой, которую играла мама в нашем счастливом, безвозвратно ушедшем прошлом.

Я словно вернулась туда, на краткий миг , пока играла рондо. А потом резко упала на землю, в мою сегодняшнюю реальность. Болезненную, неопределенную и страшную.

И вся моя надежда в этом мире, вся опора моя заключалась во этом грубом, немногословном мужчине, что так быстро и надежно спрятал меня за свою спину.

И сейчас разговаривает с человеком, страшным человеком, с которым я бы и двух слов не смогла связать.

- А может, ее спросим?

Голос мужчины прервал мои размышления, и я поняла, что он смотрит на меня. Опять на меня.

Страшно так! Его мясной взгляд был не просто тяжелым. Он удушал.

- Меня спросим, Кочегар, - тут же Розгин двинулся так, чтоб закрыть меня полностью.

- Ну-ну…

Он развернулся и , кивнув Елизавете, вышел из квартиры.

А мы остались.

Розгин постоял, а потом просто взял меня за руку и потащил прочь. Я едва успела попрощаться с Елизаветой.

В подъезде мы почему-то пошли по ступенькам, минуя лифт.