– Всё же, когда это писалось, люди уже ушли от чистоты нравов времён первых императоров, – сказал он. – Люди портятся постепенно.
– Но если бы они портились постоянно, сейчас уже было бы невозможно жить. Однако люди мало меняются, и изменения нравов, как правило, диктуются изменениями самой жизни. Готова держать пари на своё жалование, что если взять те же хроники, о которых вы упомянули, то в них можно найти примеры не только благородства, но и подлости.
– Можно. Но всё же то, что происходило в прошлом всегда как-то… значительнее, что ли.
– А людям всегда так кажется. Я бы заключила и другое пари, да не с кем – пройдёт ещё тысяча лет, и люди начнут ставить в пример друг другу те события и поступки, что совершаются сейчас.
– Господин Гюэ просит аудиенции у вашего высочества, – доложил от входа молодой евнух.
– Проси.
Вошедший Гюэ Кей – давно его, кстати, не видела – первым делом спросил, чем это мы занимаемся. И, услышав, что читаем Уе-Цаня, посмотрел на Тайрена как на сумасшедшего:
– Только не говори, что ты заставляешь своих наложниц изучать военное дело!
– Не беспокойся, у остальных моих наложниц круг интересов куда более традиционен для женщин, – усмехнулся Тайрен и посмотрел на меня. – Правда ведь?
– Правда, – подтвердила я. – Если сомневаетесь, можете заглянуть к нам как-нибудь вечером, когда у нас читают вслух. Вот вчера, например, читали про любовь.
– Несчастную?
– Разумеется. Вот раз за разом поражаюсь этим сюжетам: герой клянётся в любви героине, в жёны её взять обещает – и добро бы какой-нибудь легкомысленный ловелас, так ведь нет, он честно собирается сдержать обещание. Но потом выясняется, что родители подобрали ему совсем другую невесту. И этот баран женится!
– А что, он должен был пренебречь родительской волей? – осведомился Кей.
Я несколько сбавила обороты. Здесь сыновнее послушание и почитание родителей были возведены в культ. Тот же наставник Фон раз за разом пичкал меня историями о том, как люди ломали себе жизни ради отца и матери, часто уже покойных, и это преподносилось как высшая доблесть, достойная всяческого одобрения и подражания.
– Нет, конечно. Но он мог бы не давать опрометчивых обещаний! Ведь знал же, когда клялся, что у родителей может быть по этому поводу своё мнение, вовсе не обязательно совпадающее с его собственным. Так может, сперва следовало спросить их, хотя бы для порядка? Как можно клясться, если исполнение клятвы зависит не от тебя?
Тайрен посмотрел на меня с чем-то, очень похожим на гордость. Потом перевёл взгляд на Кея:
– И ты всё ещё удивляешься, почему я провожу с ней столько времени?
– Неужели тебе не хватает друзей для беседы?
– С друзьями – это другое.
– А в чём разница?
– Да как тебе сказать… Я почти всегда знаю, что вы все скажете. У вас почти не бывает сюрпризов. А вот с ней… Никогда не угадаешь, что услышишь в следующий момент.
Я опустила глаза. Судя по всему, это можно было считать комплиментом. Если бы ты ещё объяснил, почему ты меня по ночам в покое не оставляешь, цены бы тебе не было.
Кей хмыкнул, засопел и уселся у стола, видимо, решив, хотя бы на время смириться со странными пристрастиями друга.
– Ну и как тебе Уе-Цань? – спросил он у меня.
– Странно, – честно ответила я. – Я как-то ожидала большей конкретики. А он постоянно пишет очень общие и очевидные вещи.
– И что же для тебя тут такого очевидного? Тебе уже доводилось водить армии и выигрывать войны?
– Нет. Но, знаете, чтобы понять, свежее яйцо или нет, вовсе нет нужды нестись самому…
Тут мне пришлось прерваться, потому что Тайрен заржал, что твой жеребец, и долго не мог успокоиться. Кей удивлённо посмотрел на него, но потом тоже прыснул. Чужой смех заразителен, так что в конце концов я к ним присоединилась, и мы душевно поржали втроём.
– Так всё-таки, – уже дружелюбнее спросил Кей, – что там для тебя очевидно?
– Да многое. Скажите, вашим правителям действительно приходится объяснять, что полководец на поле боя должен распоряжаться сам, не дожидаясь их ценных руководящих указаний?
– А у вас на западе полководцы всегда сами себе хозяева и от ваших царей не зависят?
– По-разному бывает. Но, мне кажется, что здравомыслящий человек и сам понимает, что в разгар боя во дворец за указаниями не набегаешься. Не говоря уж о том, что бои, как правило, всё-таки не у самой столицы происходят. Пока гонец доскачет, или даже голубь долетит, боевая обстановка может десять раз измениться. Волей-неволей придётся командующему что-то решать самому. Царь или император, ежели он сам во главе войска не стоит, может определять разве что общий ход компании, да и то… Если он приказывает «наступай!», а полководец отвечает «сил нет!», то, может, полководцу на месте-то виднее?
Мужчины переглянулись. Похоже, опять я задела тему, которую они и сами обсуждали между собой.
– Если бы все императоры рассуждали так же, как ты, думается мне, побед у нас было бы больше, – обронил Тайрен.
– Тайрен! – предостерегающе произнёс Кей. – Твои предки…
– Всё, молчу.
– Уе-Цань был великим человеком, – задумчиво проговорил Кей. – Да, он был бы рад одобрению с твоей стороны.