Ребекка сразу узнала Кенсингтонский дворец, в котором в разных квартирах проживало несколько членов королевского семейства. Она вспомнила, что дворец был частично отстроен в семнадцатом столетии сэром Кристофером Реном, который также был архитектором собора Св. Павла. Кенсингтонский дворец являлся одной из исторических достопримечательностей Лондона и памятником архитектуры.
Зачарованная волшебным зрелищем, открывшимся ей на фоне зеленых лужаек Кенсингтонского сада и чистого неба, Ребекка пересекла частную дорогу, пролегавшую перед дворцом и прозванную местными жителями «улицей миллионеров», и с удивлением отметила про себя, что у входа во дворец дежурили всего два полисмена. Кенсингтонский дворец был отделен от сада невысокой кирпичной стеной. Невдалеке, около памятника королеве Виктории, совершенно свободно гуляли лондонцы. Одни спешили по делам, другие прогуливали своих собак, третьи везли детские коляски. Казалось, их абсолютно не волновало то обстоятельство, что всего в нескольких шагах от них стоял дом, в котором жили отпрыски королевской крови. Они привыкли к этому как к чему-то само собой разумеющемуся.
Вдруг у Ребекки перехватило дыхание, а рука машинально потянулась к фотоаппарату, болтавшемуся, как и всегда, на шее. В первую минуту она отказывалась верить своим глазам. Вдоль дома, энергично крутя педали, проехали на велосипедах два светловолосых мальчика, за которыми приглядывали только няня и высокий, крепкий мужчина. Это были принцы Уильям и Гарри, сыновья принца Чарльза и принцессы Дианы, которые явно решили опробовать в деле свои рождественские подарки.
Вставив в «лейку» телефотообъектив и проверив, на месте ли пленка, Ребекка мгновенно установила экспозицию и выдержку и неслышно приблизилась к самой кирпичной стене. Она боялась спугнуть везение, зная, что любой папарацци без колебаний отдал бы свою правую руку за то, чтобы оказаться сейчас на ее месте. Сфотографировать принцессу Диану на балу было престижно, но снять скрытой камерой двух ее сыновей в неформальной обстановке считалось едва ли не большей удачей! Стирлинг продаст эти снимки по всему миру, и они принесут тысячи и тысячи долларов! Ребекка споро щелкала фотокамерой, делая кадр за кадром, а дети, не замечая ее, катались перед фасадом дворца кругами, улыбаясь, хохоча и разговаривая друг с другом. Фон был лучше не придумаешь: величественный фасад в барочном стиле. «Фотографии будут отменными, — думала взволнованная Ребекка, — тут двух мнений быть не может».
В следующее мгновение, словно почувствовав недоброе, переодетый в штатское полисмен резко обернулся и увидел американку. Подойдя к няне, он что-то негромко сказал ей, и та позвала детей. Однако Ребекке все-таки удалось сделать еще один снимок принца Уильяма, который с сосредоточенным видом выполнял сложный поворот на своем велосипеде. Дети, няня и полисмен скрылись во дворце, но Ребекка уже сделала свое дело.
«Держись, Стирлинг! Воображаю, какое у тебя будет лицо, когда ты узнаешь об этом!» — возбужденно думала Ребекка, быстро возвращаясь на квартиру к Дженни. Она решила позвонить ему как можно скорее и переправить пленки с первым же самолетом в Штаты, вылетающим из Хитроу.
У самого дома она заметила посыльного из офиса курьерской почты «Федерал-экспресс». Тот мялся у двери и явно поджидал, когда вернется кто-то из хозяев. Заметив Ребекку, он тут же повернулся к ней.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила она.
Он взглянул на конверт, который держал в руке, и сказал:
— Мне нужна Ребекка Кендал.
— Это я.
— Прекрасно. Вам бандероль. Распишитесь вот здесь. — Он передал ей свой блокнот.
— Спасибо.
Посылка пришла из агентства Хартфелдера. Это, конечно, была фотография Слая Капры, которую она попросила прислать ей в Лондон. Поднимаясь в квартиру к Дженни, она нетерпеливыми движениями распечатывала конверт, ожидая увидеть на снимке лицо человека, известного ей под именем Джерри Рибиса.
После возвращения Эдварда в Лондон в Пинкни-Хаусе воцарились оглушающая пустота и уныние. Анжела осталась один на один со своими страхами, связанными со здоровьем Саймона. И хотя жизни его действительно уже ничто не угрожало, каких-то особенных улучшений в самочувствии также не наблюдалось. Каждый Божий день она ездила в больницу, как на службу, чтобы с горечью снова убедиться в том, что никаких изменений не произошло. Он все еще был парализован.
— Сейчас трудно сказать, как долго это продлится, — объяснил ей врач. — Но на всякий случай я советую вам, леди Венлейк, заранее приготовиться к тому, что, возможно, ваш сын так никогда и не встанет на ноги.