Чувственно прикрыв глаза, Ребекка развела ноги, устроилась на софе поудобнее и обвила руками шею Стирлинга.
— Но ты можешь убедить меня кое в чем другом, милый, — с улыбкой прошептала она.
— В чем же?
— Я, пожалуй, могла бы задержаться у тебя сегодня.
Вместо ответа он крепко обнял ее и вновь поцеловал. Она перекатилась и оказалась на нем. Их ноги тесно переплелись.
— Теперь не убежишь, — с улыбкой заметил он. — Ты моя пленница и будешь делать все, что я тебе прикажу.
Ребекка перестала опираться руками о софу и легла на него всем телом.
— Ну и превосходно, — промурлыкала она. — Мне это как раз подходит. Только ты сам все сделай, а я устала…
Тихо рассмеявшись, он перекатился на софе, не отпуская ее и увлекая за собой.
— А что мне сегодня разрешается?
— Все, что хочешь… — мечтательно отозвалась Ребекка.
Стирлинг стал неспешно раздевать ее, открыв сначала кремовые плечи, затем красивые груди с розовыми сосками… Снимая с нее одежду предмет за предметом, он медленно покрывал постепенно обнажавшееся тело поцелуями. Мало-помалу Ребекка и сама завелась. Отвечая на его легкие ласки, она запустела руки в его густые вьющиеся волосы.
— Я хочу тебя, — прошептала она томно.
Наконец он раздел ее до конца и быстро разоблачился сам. Абажуры отбрасывали на их нагие тела мягкие, теплые блики янтарного цвета. Они неторопливо ласкали друг друга, продлевая прелюдию, но уже чувствуя разгоравшийся между ними огонь страсти. Затем Стирлинг возлег на нее сверху.
— Боже, как я тебя люблю!.. — хрипло сказал он.
— Стирлинг, — отозвалась она, окатив его исполненным нежности взглядом своих темных глаз. — О, Стирлинг, я тебя тоже люблю…
Она притянула его к себе за шею в ту минуту, когда он вошел в нее. Они прижались друг к другу так тесно, что, казалось, умерли бы, если бы кто-нибудь их сейчас разлучил. Движения их, поначалу неторопливые и размеренные, все ускорялись, становясь все более резкими и настойчивыми. И наконец он ворвался огненным вихрем в самую ее душу и остался там, когда вместе с его последним толчком она кончила, бессвязно выкрикивая его имя снова и снова…
Над Манхэттеном еще не рассвело, когда сэр Эдвард отправился на работу. С тех самых пор, как «это» случилось (он старался не думать, что именно, чтобы не мучить свое и без того истерзанное сердце), он каждое утро уходил на работу ни свет ни заря, стремясь найти в этом свое единственное спасение от помешательства. На протяжении всей жизни любимая работа была той отдушиной, которая помогала ему преодолеть различные невзгоды и трудности, перенести психологические потрясения, каковых у него хватало. На работе он пережил и развод, и разлуку с детьми, и даже ностальгию, которая мучила его в первые годы после того, как десять лет назад, во время печально известной «черной зимы» (лейбористское правительство тогда ввергло страну в пучину тяжелого экономического кризиса), он вынужден был перевести дела своего треста «Толлемах» из Англии в Нью-Йорк. Но он до сих пор скучал по зеленой английской весне, когда деревья покрываются нежными почками, когда звенят мокрые от росы колокольчики и появляются желтые огоньки первоцвета.
Харвей ждал его на тротуаре перед «линкольном». Быстро и настороженно оглянувшись по сторонам и не заметив в серой тени раннего утра ни злосчастных репортеров, ни вездесущих фотокорреспондентов, сэр Эдвард торопливо сел в машину. Через несколько секунд покрышки взвизгнули на асфальте, и «линкольн» влился в уже оживленное дорожное движение на Парк-авеню.
Впереди был целый день, наполненный совещаниями и деловыми встречами. Глядя в окно на унылые улицы, которые начинали постепенно заполняться спешащими на работу прохожими, сэр Эдвард пытался сосредоточиться на работе. Сегодня или в ближайшее время ему предстояло принять несколько важных решений. Во-первых, «Фалькон машин тулс», одна из семнадцати промышленных компаний, которыми трест владел в Соединенных Штатах, несла крупные убытки. Во-вторых, необходимо было расширить производство на «Форевер Бэттериз инк.». В-третьих, «Коронет семент» страдала от недостаточных капиталовложений, что также требовало компетентного вмешательства… А Марисса лежала мертвая под окнами его квартиры.
Здание треста еще пустовало, когда сэр Эдвард появился в нем. Лишь охранники поприветствовали его, как только он быстро зашел в кабину служебного лифта и нажал кнопку с цифрой «10». Поднявшись наверх и выйдя в коридор, сэр Эдвард так же торопливо двинулся к себе в кабинет. Элсбет, его секретарь, еще не пришла, поэтому он сам захватил по дороге с ее стола кипу бумаг, намереваясь в спокойной обстановке без помех ознакомиться с ними.
Сев за свой рабочий стол, он принялся за документы. Сначала шел отчет строительного филиала треста, потом аудиторская оценка одного химического завода из Огайо, затем план возведения нового автозавода около Филадельфии, наконец, финансовые прогнозы и выкладки, предполагаемый уровень роста и продаж… И милое, милое, милое лицо Мариссы в те минуты, когда они занимались любовью.