Но когда Хендрик потянулся к миске, он намеренно уронил ее на пол. Горячие бобы выплеснулись на ноги Хендрика, а надзиратель наступил на кашу и растер ее подошвой. Потом он отступил назад, держа руку на дубинке, висевшей на его поясе, и ухмыльнулся:
– Эй, какой же ты неуклюжий, черный придурок, ты же больше ничего не получишь! Если хочешь есть с пола, дело твое.
Он с надеждой ожидал реакции Хендрика, а потом скривился от разочарования, потому что Хендрик опустил глаза, наклонился вперед и начал пальцами собирать с пола кашу обратно в миску, после чего невозмутимо скатал кашу в шарик и сунул в рот.
Окна в вагоне были зарешечены, двери в обоих концах заперты на ключи и на засовы. Надзиратель носил на поясе связку ключей и тщательно запирал за собой двери, когда проходил через них. Он по опыту знал, что многие из рекрутов уже в начале путешествия могут испытывать опасения и, тоскуя по дому и все сильнее боясь неведомого, тревожась из-за того, что их окружало все незнакомое, попытаются сбежать, а некоторые даже готовы были выпрыгнуть из вагона на ходу. И он совершал обход каждые несколько часов, старательно пересчитывая головы, даже посреди ночи, и при каждом обходе останавливался перед Хендриком, нагло светя фонарем ему в лицо, будя его.
Этот белый был неутомим в своих усилиях спровоцировать Хендрика. Это стало чем-то вроде противоборства между ними. Надзиратель понимал, что́ скрыто в Хендрике, видел в его глазах вспышки жестокости, угрозы и силы и был полон решимости вытащить это наружу, чтобы раздавить черного и уничтожить его.
– Терпение, брат, – шептал Хендрику Мозес. – Обуздай свой гнев. Бережно копи его. Пусть он вырастет до предела, и тогда ты сможешь заставить его работать на себя.
Хендрик с каждым днем все сильнее полагался на советы брата. Мозес был умен и умел убеждать, он быстро находил нужные слова, и нечто особенное, скрытое в нем, заставляло людей прислушиваться к нему.
Хендрик видел, как этот особый дар проявлялся в последующие дни. Сначала Мозес разговаривал только с теми людьми, кто сидел рядом с ним в набитом вагоне. Он рассказывал им, что их ждет там, куда они едут, как будут обращаться с ними белые люди, чего от них будут ожидать и каковы будут последствия, если они разочаруют своих новых нанимателей.
Черные лица вокруг него становились внимательными, когда он говорил, и вскоре сидевшие подальше начали вытягивать шеи, чтобы уловить его слова, и просили:
– Говори погромче, Гама. Говори так, чтобы мы все могли тебя слышать.
Мозес Гама повышал голос, чистый убедительный баритон, и они уважительно прислушивались.
– Там, на Голди, вы увидите много черных людей. Больше, чем можете представить. Зулусы и коса, н’дебелесы и свази, ньяса и еще пятьдесят разных племен; они говорят на множестве языков, которых вы никогда не слышали. Эти племена так же отличаются от вас, как вы отличаетесь от белого человека. Некоторые станут кровными врагами нашего племени, станут ждать и высматривать, как гиены, ища шанса свирепо напасть на вас. Временами вы будете глубоко под землей, там, где всегда ночь, и вы можете оказаться в зависимости от таких людей. Чтобы защититься, вы должны окружить себя людьми, которым доверяете, вы должны отдать себя под защиту сильного вождя; а в ответ на такую защиту вы должны проявить послушание и преданность ему.
Очень скоро они сообразили, что Мозес Гама и есть сильный вождь. Через несколько дней он стал безусловным вожаком в третьем вагоне. Он говорил с людьми и отвечал на их вопросы, успокаивая их страхи и дурные предчувствия, а сам в то же время наблюдал и взвешивал каждого, оценивал и отвергал. Он начал перемещать их в вагоне, приказывая тем, кого он выбрал, пересесть ближе к его месту в центре, набирая основу собственных рекрутов. И сразу же те, кого он выделил, начинали пользоваться авторитетом; они образовали элитную преторианскую стражу вокруг своего нового императора.
Хендрик наблюдал, как действовал его брат, как он манипулировал людьми, подчиняя их силе своей воли и личности, и его наполняли восхищение и гордость за младшего брата. Отбросив остатки сомнений, Хендрик добровольно присоединился к нему со всей своей верой, любовью и послушанием.
Благодаря связи с Мозесом и сам Хендрик пользовался уважением и почитанием в их вагоне. Он был капитаном Мозеса и его оруженосцем, на него так и смотрели, и довольно медленно до Хендрика дошло, что за несколько коротких дней Мозес Гама выковал для себя нечто вроде импи, отряда воинов, на которых он мог безоговорочно положиться, и сделал это почти без видимых усилий.
Сидя в переполненном вагоне, в котором уже витали тяжелые запахи, как в звериной клетке, от прогорклого пота сотен разгоряченных тел и зловония уголка уборной, Хендрик, зачарованный мессианскими глазами и словами собственного брата, вспоминал других великих черных вождей, которые возникали из тумана африканской истории, чтобы возглавить сначала небольшой отряд, потом племя и, наконец, огромные орды воинов по всему континенту, и опустошали все, грабили и оставляли за собой пустыню.