– Я все еще имею достаточно влияния на Тильмана, чтобы убедить его отложить свое заявление до закрытия финансовых рынков…
Герцог продолжал говорить, но оставались только детали, которые следовало обсудить. Этим вечером, когда Блэйн обменялся рукопожатием с остальными перед белым фасадом Вельтевредена и направился туда, где под дубами стоял его «форд», его переполняло чувство сбывшейся судьбы.
Именно это привлекало его на политическую арену – понимание, что он может помочь изменить мир. Блэйн видел в этом подлинную пользу власти – применять эту силу как сверкающий меч против демонов, осаждавших его народ и его страну.
«Я становлюсь частью истории», – подумал он, и приподнятое настроение не оставляло его, когда он выехал за величественные ворота Вельтевредена последним в небольшой веренице автомобилей.
Он намеренно пропустил вперед машину премьер-министра, следуя за «плимутом» Денейса Рейца, но не спешил, и вскоре они исчезли впереди за поворотом дороги, что изгибалась вокруг горы Уинберг. И только тогда он свернул на обочину и несколько минут сидел, оставив мотор работать на холостом ходу, глядя в зеркало заднего вида, чтобы убедиться: никто за ним не наблюдает.
Наконец он снова тронул «форд» с места и развернулся на дороге в обратную сторону. Доехав до ворот работы Антона Анрейта, свернул на боковую дорогу, что огибала Вельтевреден, и через несколько минут снова оказался на земле Сантэн, въехав на нее через одну из дорожек, скрытых от шато и коттеджа высокими соснами.
Он оставил «форд» под деревьями и зашагал по тропинке, а потом пустился бегом, увидев впереди белые стены коттеджа, поблескивающие в золотых лучах заходящего солнца. Все было точно так, как описывала Сантэн.
Он помедлил в дверях. Сантэн не слышала, как он пришел. Она стояла на коленях перед открытым очагом, раздувая дымное пламя, поднимавшееся над грудой сосновых дров, под которые она положила для растопки сосновые шишки. Какое-то время Блэйн наблюдал за ней, восхищаясь тем, что он может на нее смотреть, пока она еще не замечает его. Сантэн сняла туфли, и подошвы ее босых ног были розовыми и гладкими, лодыжки стройными, икры крепкими от верховой езды и пеших прогулок, а за коленями виднелись ямочки. Блэйн до сих пор их не замечал, и эти ямочки тронули его. Его охватила глубокая нежность, какую до сих пор он испытывал только к дочерям, и от этого из его горла вырвался тихий звук.
Сантэн обернулась и вскочила на ноги, едва увидев его.
– Я думала, ты не придешь.
Она бросилась к нему, глядя снизу вверх, ее глаза сияли, а потом, весьма не скоро, она прервала поцелуй и, оставаясь в его объятиях, всмотрелась в его лицо.
– Ты устал, – сказала она.
– День был долгим.
– Идем.
Держа Блэйна за руку, она подвела его к креслу у очага. Прежде чем он сел, она сняла с него пиджак и привстала на цыпочки, чтобы ослабить галстук.
– Мне всегда хотелось это сделать, – пробормотала она и повесила пиджак в небольшой шкаф желтого дерева, после этого вернулась к столу в центре комнаты и налила виски в бокал без ножки, добавила содовой из сифона и принесла Блэйну.
– Так хорошо? – беспокойно спросила она.
Он сделал глоток и кивнул:
– Идеально.
Он окинул взглядом коттедж, отмечая букеты свежих цветов в вазах, блеск недавно натертого воском пола и простую крепкую мебель.
– Весьма неплохо, – одобрил он.
– Я весь день здесь трудилась, чтобы подготовить все для тебя. – Сантэн подняла взгляд от сигары, которую обрезала. – Здесь прежде жила Анна, пока не вышла за сэра Гарри. С тех пор коттеджем никто не пользовался. И никто сюда не ходит. Теперь это наше место, Блэйн.
Она подала ему сигару, зажгла от огня в очаге конусообразную свечку и держала ее перед Блэйном, пока сигара не разгорелась. Потом положила у его ног одну из кожаных подушек и уселась на нее, положив ему на колени сложенные руки и глядя на его лицо в свете пламени.
– Ты надолго можешь остаться?
– Ну… – Блэйн изобразил задумчивый вид. – А как долго я тебе нужен? Час? Два? Дольше?
Сантэн заерзала от радости и крепко обхватила его колени.
– На всю ночь! – торжествующе воскликнула она. – На целую потрясающую ночь!
Она принесла из Вельтевредена целую корзину всякой всячины. Они поужинали холодной говядиной и индейкой, выпили вина из собственных виноградников Сантэн. Потом она стала срывать с большой грозди виноградины и класть по одной ему в рот, а между ними легонько целовала его.
– Виноград сладок, – улыбнулся Блэйн. – Но я предпочитаю поцелуи.
– К счастью, сэр, и того и другого у меня в достатке.
Сантэн заварила кофе на открытом огне, и они пили его, растянувшись на ковре перед очагом, наблюдая за пламенем; оба молчали, но Блэйн кончиками пальцев поглаживал волосы на висках Сантэн и на ее затылке, пока наконец их обоих не охватило безмятежное настроение, затем он провел пальцами по ее спине, и Сантэн вздрогнула и встала.
– Куда ты идешь? – спросил Блэйн.
– Докуривай свою сигару! – велела она. – А потом увидишь.
Когда Блэйн вошел за ней в маленькую спальню, Сантэн уже сидела в середине низкой кровати.