Наконец она увидела его. Блэйн забрался в корзину одного из огромных погрузочных кранов. На нем был тропический костюм кремового цвета с сине-зеленым военным галстуком и широкополая белая панама – он сорвал ее с головы и махал дочерям, стоявшим высоко над ним. Юго-восточный ветер растрепал его темные волосы, зубы казались очень крупными и белыми на фоне сильно загоревшего лица.
Сантэн спряталась в толпе, чтобы тайком наблюдать за ним.
«Только его одного я и не потеряю…»
Эта мысль принесла ей утешение.
«Он всегда будет со мной, даже после того, как я лишусь Вельтевредена и рудника Ха’ани».
И тут вдруг ее охватило страшное сомнение.
«А так ли это?»
Она попыталась запретить себе думать так, но сомнение обходило запрет.
«Любит ли он меня или любит то, чем я выгляжу? Станет ли он любить меня, когда я превращусь в обычную женщину, без богатства, без положения в обществе, не имея ничего, кроме сына?»
Сомнение заполнило ее разум тьмой, и она ощутила буквально физическую боль. А когда Блэйн прижал к губам пальцы и послал воздушный поцелуй в сторону худой, бледной, закутанной в одеяло фигуры в инвалидной коляске, ревность снова ударила Сантэн с силой шторма, и она уставилась на лицо Блэйна, терзая себя его выражением нежности и заботы о жене, чувствуя себя совершенно ненужной и отвергнутой.
Постепенно между лайнером и причалом появилась брешь. Корабельный оркестр на прогулочной палубе заиграл военно-морской гимн «Да пребудет с тобой Бог до нашей новой встречи»; ленты серпантина рвались одна за другой и падали, извиваясь в воздухе, словно злополучные мечты и надежды Сантэн, чтобы намокнуть и раствориться в мутной воде залива. Сирены лайнера прощально загудели, дымящие буксиры засуетились, выводя лайнер сквозь узкий проход волнореза. Заработали паровые котлы, огромное белое судно набирало скорость; его нос взбивал волну перед собой, оно величественно развернулось на северо-запад, чтобы обойти остров Роббен.
Толпа вокруг Сантэн уже рассеивалась, и через несколько минут она осталась на пристани одна. Блэйн все еще стоял над ней в корзине крана, прикрывая глаза от солнца своей панамой, глядя через Столовый залив вслед высокому лайнеру. Он уже не смеялся, на его губах не играла улыбка, которую так любила Сантэн. На его плечах лежал такой груз печали, что Сантэн невольно разделила его с ним, и эта печаль смешалась с ее собственными сомнениями. Пока эта тяжесть не стала невыносимой, Сантэн захотелось повернуться и убежать. Но тут он вдруг опустил шляпу и посмотрел вниз, на нее.
Сантэн стало стыдно из-за того, что она подсматривала за ним в такой личный, беззащитный момент, а его лицо изменилось и, казалось, посуровело, и Сантэн не могла этого понять. Значило ли его выражение негодование или что-то намного хуже? Она не замечала, как текут мгновения. Блэйн спрыгнул на землю, приземлившись очень легко и грациозно для такого крупного человека, и медленно пошел к Сантэн, надевая шляпу и скрывая глаза за полями, так что она не могла видеть их; и она боялась, как никогда в жизни, пока Блэйн не остановился перед ней.
– Когда мы сможем остаться наедине? – тихо спросил он. – Я просто не могу больше ждать ни минуты.
Все ее страхи, все сомнения исчезли, и она снова почувствовала себя живой и веселой, как юная девушка, у нее почти закружилась голова от счастья.
«Он все еще любит меня, – пело ее сердце. – Он всегда будет меня любить».
Генерал Джеймс Барри Мюнник Герцог приехал в Вельтевреден в закрытом автомобиле без каких-либо знаков или эмблем его высокого положения. Он был старым товарищем по оружию генерала Яна Кристиана Смэтса. Оба они храбро сражались против Британии во время Южно-Африканской войны, и оба участвовали в мирных переговорах в Веренигинге по окончании конфликта. А после этого вместе принимали участие в съезде Южно-Африканского Союза и вошли в первый кабинет министров Луиса Боты.
Потом их пути разошлись, Герцог придерживался узкой доктрины «прежде всего Южная Африка», в то время как Ян Смэтс был государственным деятелем международных взглядов, он добился содружества с Британией и принимал участие в зарождении Лиги Наций.
Герцог был воинствующим африканером и стоял за то, чтобы африканеры имели равные права с англичанами и свой официальный язык. Его политика «двух потоков» противостояла ассимиляции его собственного народа в остальную Южную Африку, и в 1931 году он вынудил Британию по Вестминстерскому статусу признать независимое правовое положение доминионов империи, включая право на выход из содружества.
Высокий и суровый на вид, Герцог представлял собой внушительную фигуру, когда быстрым шагом вошел в библиотеку Вельтевредена, которую Сантэн полностью предоставила в их распоряжение, и Ян Смэтс встал ему навстречу из-за длинного стола, обитого зеленым сукном.
– Итак! – бросил Герцог, пожимая ему руку. – У нас не так много времени на обсуждение и маневры, как мы надеялись.