– Нет. Он… – Сантэн поискала нужное слово. – Он был до странности сдержан, почти благороден.
– Понимаю. А прежде чем он оставил вас, убедился ли он, что у вас достаточно воды, чтобы дождаться помощи? И дал ли он вам совет относительно вашего благополучия?
– Он проверил, хватит ли мне воды, и посоветовал оставаться рядом с разбитой машиной, пока меня не найдут.
– Что ж, миссис Кортни. – Осмонд деликатно замялся. – Пресса высказывала предположения, что арестованный мог применить некую недостойную форму нападения…
Сантэн яростно перебила его:
– Такие предположения отвратительны и абсолютно ложны!
– Спасибо, мадам. У меня еще только один вопрос. Вы хорошо знали арестованного. Вы были рядом с ним, когда он охотился, чтобы прокормить вас и вашего ребенка, после того как спас вашу жизнь. Вы видели, как он стреляет?
– Видела.
– По вашему мнению, если бы арестованный пожелал убить вас, полковника Малкомса или кого-то из полицейских, преследовавших его, мог ли он это сделать?
– Лотар де ла Рей – один из самых замечательных стрелков, каких только мне приходилось видеть. Он мог убить всех нас, без малейших сомнений.
– Больше у меня нет вопросов, ваша честь.
Судья Хоуторн подробно записывал все в блокноте, лежавшем перед ним, и наконец задумчиво постучал карандашом по столу, прежде чем посмотреть на прокурора:
– Желаете ли провести перекрестный допрос свидетельницы?
Прокурор встал, мрачно хмурясь:
– У меня нет вопросов к миссис Кортни.
Он снова сел, скрестил руки на груди и сердито уставился на вращающийся вентилятор на потолке.
– Миссис Кортни, суд благодарен вам за новые показания. Вы можете вернуться на свое место.
Сантэн так всматривалась в галерею в поисках своего сына, что споткнулась на ступенях, сходя с возвышения для свидетелей, и Блэйн и Эйб мгновенно вскочили, чтобы помочь ей. Эйб очутился рядом с ней первым, и Блэйн снова опустился на место, когда Эйб повел Сантэн в зал.
– Эйб, – настойчиво зашептала она, – там был мальчик на галерее, когда я давала показания. Светловолосый, около тринадцати лет, хотя выглядит скорее на семнадцать. Его зовут Манфред – Манфред де ла Рей. Найдите его. Я хочу с ним поговорить.
– Прямо сейчас? – изумился Эйб.
– Прямо сейчас.
– Но сейчас будут рассматривать поводы к смягчению…
– Идите! – рыкнула Сантэн. – Найдите его!
Эйб быстро встал, поклонился в сторону судьи и вышел из зала суда как раз в тот момент, когда мистер Реджинальд Осмонд снова поднялся.
Осмонд говорил страстно и искренне, полностью используя свидетельство Сантэн, точно повторяя ее слова: «Он спас меня от ужасной смерти и вместе со мной спас моего ребенка». Осмонд сделал многозначительную паузу, потом продолжил:
– Арестованный считал, что заслужил благодарность и щедрость миссис Кортни. Он отдал себя в ее власть, заняв у нее деньги, и пришел к убеждению – ошибочно, но искренне, – что его доверие к ней было предано…
Его красноречивая мольба о снисхождении продолжалась почти полчаса, но Сантэн заметила, что думает скорее о Манфреде, чем о бедственном положении его отца. Взгляд, который бросил на нее мальчик с галереи, глубоко встревожил ее. Его ненависть была ощутимой, и она оживила в Сантэн чувство вины – чувство, которое, как она полагала, было похоронено много лет назад.
«Он теперь останется один. Ему понадобится помощь, – думала она. – Я должна найти его, должна попытаться как-то загладить свою вину перед ним…»
Потом она наконец осознала, почему так упорно отвергала этого мальчика долгие годы, почему думала о нем только как о «бастарде Лотара», почему шла на все, чтобы избежать любых контактов с ним. Ее инстинкты не ошибались. Один-единственный взгляд на его лицо – и вся защита, которую она так тщательно выстраивала, рухнула, природное материнское чувство, закопанное ею глубоко-глубоко, мгновенно ожило и захватило ее.
– Найдите его для меня, Эйб, – прошептала она и только теперь заметила, что Реджинальд Осмонд закончил свою речь последней мольбой:
– Лотар де ла Рей уже чувствовал, что тяжко обманут. И в результате совершил ряд преступлений, отвратительных и не имеющих оправдания. Однако, ваша честь, многие из его действий доказывают, что он всегда был достойным и сострадательным человеком, захваченным бурей эмоций и событий, слишком сильных, чтобы он мог им сопротивляться. Да, его наказание должно быть суровым. Этого требует общество. Но я взываю к вашей чести и прошу проявить немного такого же христианского сострадания, какое проявила здесь сегодня миссис Кортни, и воздержаться от слишком сурового взгляда на этого несчастного человека, который уже потерял руку, и не применять к нему крайних мер.
Он в полной тишине сел на место; молчание в зале тянулось много долгих секунд, пока наконец судья Хоуторн не поднял головы, выйдя из задумчивости.
– Спасибо, мистер Осмонд. Суд объявляет перерыв и вернется к рассмотрению в два часа сегодняшнего дня, и к этому времени мы вынесем приговор.