Власть меча

Дядя Тромп внимательно наблюдал за Манфредом, следил за его взглядом, мысленно молясь, чтобы случилось необходимое, пока он изливал испепеляющее презрение на этого крепкого юнца, отступившего в недоумении и неуверенности. Он шагнул следом за ним и еще раз ударил, разбив нижнюю губу Манфреда, оставив кровавый след на его подбородке.

«Ну же! – мысленно убеждал он Манфреда, продолжая вслух насмехаться и оскорблять его. – Ну же, пожалуйста, очнись!»

Наконец, переполнившись радостью, он увидел, что это произошло. Манфред опустил подбородок, его глаза изменились. Они вдруг вспыхнули холодным желтым светом, неумолимым, словно у льва за мгновение до атаки, и юноша бросился на Тромпа.

Хотя Тромп хотел этого, ждал, молился об этом, но все же скорость и ярость атаки застала его врасплох. Лишь старый инстинкт бойца спас его, и он отразил первое нападение, почувствовав всю силу кулака, что задел его висок и попутно растрепал бороду, при этом в первые отчаянные секунды у него даже не было времени на раздумья. Ему понадобились все его сила воли и внимание, чтобы удержаться на ногах и удержать холодного бешеного зверя, которого сотворил, загнав в угол.

Потом опыт и умение держаться на ринге, давно забытые, вспомнились сами собой, и он ушел от выпада, легко отпрыгнул за пределы досягаемости кулаков юноши, вынуждая того менять направление удара. При этом Тромп наблюдал словно со стороны, словно сидел рядом с рингом, с возрастающим восторгом оценивая то, как совершенно необученный юнец с одинаковой силой и ловкостью действовал обеими руками.

«Прирожденный двуручный панчер! Он не отдает предпочтения правой руке, он отводит плечо перед ударом, хотя его никто этому не учил!» – мысленно восторгался Тромп.

Потом он снова заглянул в глаза Манфреду и ощутил холодок благоговения перед тем, кого он выпустил в мир.

«Он убийца. – Тромп осознал это. – У него инстинкты леопарда, который убивает ради вкуса крови и просто веселится при этом. Он уже не видит меня. Он видит перед собой только добычу».

Эта мысль отвлекла его. Он получил удар правой в предплечье, от которого у него стукнули зубы и все тело содрогнулось до самых лодыжек. Тромп знал, что у него появится синяк от плеча до локтя, и у него перехватило дыхание. Ноги отяжелели. Он чувствовал, как его сердце колотится о ребра. Двадцать два года он не выходил на ринг; двадцать два года объедался тем, что готовила Труди, и самыми большими его физическими нагрузками были работа за письменным столом или стояние за кафедрой, а юнец перед ним походил на машину, безжалостно работавшую обоими кулаками, и желтые глаза убийственно сосредоточились на нем.

Дядя Тромп взял себя в руки, выжидая, когда Манфред откроется, а потом нанес ответный удар левой, что всегда было его сильной стороной, – тот самый удар, который уложил Черного Джепту в третьем раунде, и услышал прекрасный короткий звук удара кости о кость.

Манфред, ошеломленный, упал на колени, и убийственный желтый свет в его глазах погас, сменившись тупым недоумением, словно парень очнулся от транса.

– Вот так, йонг. – Финальные слова Гласа Божия закончились хриплым вздохом. – Вот так, на коленях, воздай хвалу своему Создателю.

Дядя Тромп опустился рядом с Манфредом и положил мощную руку ему на плечи. Подняв голову, он неровным голосом воззвал к небесам:

– Милостивый Господь, мы благодарим Тебя за сильное тело, которым Ты одарил Твоего молодого слугу. Мы также воздаем Тебе хвалу за его прекрасную левую руку – понимая при этом, что понадобится много тяжелого труда, – и мы смиренно молим Тебя благосклонно взглянуть на наши усилия привить ему хотя бы начальные правила работы ногами. Его правая рука благословлена Тобой, и за это мы будем вечно благодарны, хотя ему придется научиться не выдавать заранее намерения нанести удар.

Манфред все еще потряхивал головой и потирал челюсть, но он откликнулся на тычок большим пальцем в ребра пылким «аминь».

– Мы немедленно начнем тренировки, о Господь, и мы соорудим ринг в инструментальном сарае, чтобы учиться держаться в пределах веревок, и мы смиренно просим Твоего благословения нашим занятиям и Твоей помощи в том, чтобы нас не заметила супруга Твоего слуги, Труди Бирман.

Теперь почти каждый день дядя Тромп под предлогом посещения прихожан запрягал пони и торжественно выезжал из ворот, помахав рукой супруге, стоявшей на крыльце. Манфред ждал его у зарослей акации рядом с главной дорогой на Виндхук, заранее сняв обувь и рубашку, и сразу пускался бежать рядом с повозкой, когда дядя Тромп пускал жирного пони легким галопом.

– Сегодня пять миль, йонг, до моста через реку и обратно, и теперь быстрее, чем вчера.

Перчатки, которые дядя Тромп тайком разыскал в сундуке на чердаке, потрескались от старости, но Тромп и Манфред зачинили их столярным клеем; и когда Тромп в первый раз зашнуровал их на руках Манфреда, он с интересом наблюдал, как мальчик поднес их к носу и принюхался.

– Пахнет кожей, потом и кровью, йонг. Вдохни как следует. Теперь ты будешь жить с этим запахом.