Власть меча

– Я не для того готовила вкусную еду, чтобы ты в ней копалась, юная леди! Будешь здесь сидеть, пока не съешь все до конца, и шпинат, и все остальное, пусть даже на это понадобится вся ночь!

И Сара механически жевала, не сводя глаз с лица Манфреда.

Манфред впервые в жизни платил за еду двумя молитвами, до и после, и каждая из них казалась бесконечной. Он кивал и покачивался на стуле, когда наконец Тромп Бирман разбудил его своим «аминь», громким, как артиллерийский залп.

Дом пастора уже трещал по швам, вмещая в себя Сару и отпрысков Бирманов. Для Манфреда просто не нашлось места, так что его устроили в углу инструментального сарая в глубине двора. Тетя Труди перевернула на попа упаковочный ящик, превратив его в комод для немногих предметов одежды Манфреда, и еще там поставили железную кровать с твердым комковатым матрасом, набитым кокосовой стружкой, и повесили на веревке поблекшую старую занавеску, чтобы отгородить его спальный угол.

– Не трать свечу впустую, – предупредила Манфреда тетя Труди, стоя в дверях сарая. – Ты будешь получать новую только первого числа каждого месяца. Мы тут люди бережливые. Никаких причуд и излишеств в духе твоего отца, нет уж, благодарю!

Манфред натянул на голову тонкое серое одеяло, чтобы защитить обнаженную голову от холода. Он впервые в жизни имел собственную кровать и комнату и, засыпая, наслаждался новыми ощущениями, вдыхая запах колесной мази, парафина и угасших углей в горне.

Проснулся он от легкого прикосновения к своей щеке и вскрикнул; смутные образы ринулись на него из темноты, пугая. Ему снилась отцовская рука, вонявшая гангреной, она тянулась к нему из глубины могилы, и он отбивался от нее под одеялом.

– Мани, Мани… это я…

Голос Сары был таким же испуганным, как крик Манфреда. Ее силуэт вырисовывался на фоне лунного света, лившегося сквозь единственное незанавешенное окно, она дрожала в белой ночной рубашке, ее распущенные волосы ниспадали на плечи серебристым облаком.

– Что ты здесь делаешь? – пробормотал Манфред. – Ты не должна сюда приходить. Ты должна уйти. Если они тебя здесь увидят, они…

Он умолк. Он не знал, какими могут быть последствия, но инстинктивно понимал, что, скорее всего, суровыми. И это странное, но приятное новое чувство защищенности и принадлежности семье разрушится.

– Я была так несчастна… – По голосу Сары Манфред понял, что она плачет. – С тех самых пор, как ты ушел. Девочки такие жестокие… они называют меня vuilgoed – мусором. Они дразнят меня, потому что я не умею читать и считать так, как они, и потому что я смешно говорю. Я каждую ночь плакала, после того как ты ушел.

Сердце Манфреда дрогнуло, и, несмотря на все опасения, он потянулся к Саре и посадил ее на кровать.

– Но теперь я здесь. Я позабочусь о тебе, Сара, – прошептал он. – Я больше не позволю им дразнить тебя.

Она всхлипывала, уткнувшись в его шею, а он строго сказал:

– Я не хочу больше слез, Сара. Ты уже не дитя. Ты должна быть храброй.

– Я плачу, потому что счастлива, – всхлипнула она.

– Больше не плачь, даже когда счастлива, – приказал он. – Понимаешь?

Она энергично кивнула и глубоко вздохнула, беря себя в руки.

– Я каждый день думала о тебе, – зашептала она. – Я молилась, просила Господа, чтобы Он привел тебя обратно, как ты и обещал. Можно мне лечь рядом с тобой, Мани? Я замерзла.

– Нет, – твердо ответил он. – Ты должна вернуться к себе, пока тебя не застали здесь.

– Всего на минутку, – взмолилась она и, прежде чем Манфред успел возразить, повернулась, приподняла одеяло и скользнула под него.

Она всем телом прижалась к нему. Ее ночная рубашка была тонкой и поношенной, а тело холодным и дрожащим, и у него не хватило духа прогнать ее.

– Пять минут, – пробормотал он. – Потом тебе придется уйти.

Тепло быстро вернулось в ее хрупкое тело, а волосы Сары, касавшиеся лица Манфреда, были мягкими и приятно пахли молоком, как шерстка маленького котенка. От этого Манфред ощутил себя старым и важным, и он погладил эти волосы с чувством родителя-собственника.

– Как ты думаешь, Бог отвечает на наши молитвы? – тихо спросила Сара. – Я молилась так усердно, как только могла, и вот ты здесь, как я и просила. – Она умолкла на несколько мгновений. – Но на это понадобилось немало времени и множество молитв.

– Я ничего не знаю насчет молитв, – признался Манфред. – Мой отец не слишком много молился. И никогда не учил меня, как это делается.

– Тебе лучше привыкнуть к этому теперь, – предупредила его Сара. – В этом доме все постоянно молятся.

Когда она наконец потихоньку прокралась из сарая в большой дом, она оставила после себя теплое пятно на матрасе и еще более теплое местечко – в его сердце.

Было еще темно, когда Манфреда поднял громовой голос – воистину сам Глас Божий:

– Десять секунд – и будешь облит ведром холодной воды, йонг.

Дядя Тромп повел Манфреда, дрожащего, покрытого гусиной кожей, к лохани рядом с конюшней.

– Холодная вода – наилучшее средство от грехов для молодой плоти, йонг, – с удовольствием объяснил дядя Тромп. – Ты будешь чистить конюшню и пони перед завтраком, слышишь?