Владыка подземных недр

Всего в твердыне жило десятка три человек. Все они трудились или в штреках, или у плавилен, или на лугах в долине: кто на открытых выработках, кто на выпасе. Равенства промеж горняками не было. Главными считались проходчики, те, кто лучше умел грызть скалу. Они знали, как пробурить камень в нужных местах да как заложить в отверстия мешочки с громовой смесью, чтобы грохнуло посильнее да штрек пробило подальше. Добывали они больше руды и жили богаче, в отдельных комнатах твердыни. Жены их были красивее, а обушки — крепче.

Возчики и откатчики трудились не меньше, но почтения к ним не никто не выражал. Считались они промеж опытных горняков за чернь, за смердов, и Збышеку всегда то казалось несправедливым.

А вот против главного на шахте он ничего не имел. Был то самый опытный проходчик, кто знал, куда пробивать ход, чтобы ухватить за хвост самый жирный пласт. За то не любили его горы и ломали камнепадами да обвалами тело. Люди прозвали беднягу Горемыкой, но был он богат, пользовался почетом и, говорили, носил при себе заговорённое кайло, которым мог расколоть любой камень.

Летом, когда снега сходили с перевалов, Горемыка грузил поковки на своих коз и с несколькими мужами вёз на восток, в орденское Закряжье. На «мочажину», как горняки презрительно называли болота Старой Волотвы, горбун никогда не ходил — считалось, они приносили неудачу. Здешние жители вообще были суеверны до предела: никогда не давали свой обушок, после еды кидали соль через плечо, как бы мало той ни осталось в бочонке; когда играли в кости, старались не выиграть, а проиграть — считая, что эту промашку восполнит Владыка руд. Начиная работу, они ставили в тупичке бочку пива, клали трубку да плошку с сухарями. Говорили, подземный Владыка любит это угощение и, если и не подскажет хороший пласт, то хоть от завала убережёт.

Збышек наблюдал за всем этим да грузил руду лопатой, не жалуясь и не прося лишнего отдыха. Его кормили, его поили, у него была крыша над головой. О чем ещё мечтать? И все же порой он ловил себя на том, что смотрит в ночное небо, смотрит долго, до щемоты в груди, будто светит там ему одному, Збышеку, ведомая звезда.

В один из дней, когда над хребтами выл злой восточный ветер, Збышек задержался в штреке, чтобы очистить забой от породы и освободить место для закладки громовой смеси.

Отер он в который раз потное лицо, перехватил лопату поудобнее и тут приметил, как к торбе его, что лежала у стены, пробирается между обломками крохотный человечек.

Збышек не подал виду, что заметил гостя, и подхватив каменное крошево, закинул в корытце.

Скосил взгляд. Человечком оказалась хорошенькая девчушка: с палец ростом, в горняцком кожаном шлеме и мужской одежде цвета яри‑медянки. Она подобралась к торбе, залезла в неё через щель и вскоре появилась вновь с кусочком козьего сыра.

— Хоть бы разрешения спросила, — заметил Збышек.

Девчушка замерла и несколько мгновений стояла истуканом, только стреляла глазами по сторонам. Глаза у неё были красные, точно кровь, точно раскалённые угли. Збышек никогда не видал таких и сделалось ему немного по себе. Все же он совладал с собой и оперся на лопату как можно беззаботнее.

— Сколько ни стой на месте, а все равно я тебя вижу.

— Нет не видишь, — ответила девчушка красивым голоском.

— Да еще как. Глаза у тебя вон какие бешеные.

— Ничего они не бешеные! — она уперла руки в бока и возмущением посмотрела на Збышека. — Скажи‑ка, почему это ты меня видишь?

— Верно, потому что ты грабишь меня посреди белого дня.

Она приблизилась и придирчиво посмотрела на него.

— Да тебя Древние отметили!

Она приблизилась еще и крохотной ручкой своей коснулась его ноги, будто чего‑то очень редкого и драгоценного. Збышеку вспомнились слова Схоластики об одержимости, и сделалось страшно‑страшно, до колючего холода в кишках.

— Не думала, что еще есть такие в вашем роду, — задумчиво сказала девчушка.

— Ну, какие бы ни были. Ты в следующий раз спроси, я не жадный. Не должно друг у друга воровать.

— Экий ты умник. Что ж вы у нас воруете?

Збышек наклонил голову набок и задумался. Сложил одно к другому, примерил; вспомнил рассказы горняков.

— Выходит, вас называют Владыками недр.

— Может, и называют, — не без гордости отвечала девчушка.

Збышеку Владыка всегда представлялся каменным гигантом с гору ростом, но сейчас, наверное, было не лучшее время, чтобы о том говорить.

— Тогда прошу у народа твоего прощения. — Збышек поклонился. — Мне ваши богатства ни к чему, я только для себя и друга своего постой отрабатываю. Если могу отплатить чем за потревоженный дом ваш…

Девчушка заметно растерялась поначалу и только хлопала своими красными глазищами. Потом переложила она кусочек сыра из руки в руку, потом почесала под шлемом, наконец сказала:

— Шкварки.

— А?

— И пива. Смерть как люблю ваши шкварки и пиво. Только не то разбавленное, что ваш народ нам в бочке ставит, а что вы сами пьёте. Густое, как углём напитанное; чёрное, как тьмой вскормленное.