Оба отряда встретились где-то в двухсот шагах от них. Сильный ветер быстро уносил пыль, поэтому сражение было видно как на ладони: лонаки бились свирепо, мелькали дубинки, топоры и копья, все это сопровождалось непрерывными криками и ржанием пони. Альтурк, вооружённый дубиной и топором, находился в самой гуще схватки, враги падали перед ним как снопы.
Давока издала вопль, подстегнула пони и вскоре скрылась в сутолоке боя, однако Лирна то и дело видела отблеск её копья.
Вдруг трое сентаров отделились от остальных и с воинственными криками понеслись в их сторону. Братья сняли двоих стрелами, третьего встретил Смолен – пригнулся, избегая удара копья, и рубанул пони мечом. Иверн прикончил упавшего воина выстрелом из лука.
Сражение, казалось, завершилось так же быстро, как началось. Уцелевшие сентары сложили оружие, а Серые Соколы, спешившись, прикончили раненых. Альтурк с окровавленным топором за поясом и перепачканной в крови дубиной в руках подъехал к Лирне и её спутникам. Рядом с ним был и тот самый молодой парень, которого принцесса видела в хижине.
– Приветствую тебя, королева. Ты не ранена? – спросил вождь.
– Нет, – помотала головой она. – Теперь я дважды в долгу перед тобой, талесса. Однако с твоей стороны было опрометчиво не поставить нас в известность о своих намерениях.
– Какая ж ловушка без приманки? – Губы Альтурка чуть скривились, и непонятно было, улыбка это или гримаса презрения.
Внезапно со стороны усеянного телами поля битвы послышался гневный крик, и Лирна увидела, что Давока тащит к ним связанную пленницу, обмотав верёвку вокруг её шеи.
– Заберёшь её на Гору? – спросил Альтурк, когда Давока рывком вытащила сестру в центр круга. Лирна не без удивления услышала в его голосе скрытое беспокойство.
– Её будет судить Малесса, – ответила Давока.
– Я видел, как она убила пятерых мужчин. – Взгляд вождя вперился в покрытое шрамами лицо девушки. – Я требую её по праву крови.
– Ты несколько припозднился с требованиями, – отрезала Давока, покосившись на молодого воина рядом с Альтурком. – К тому же тебя ждёт собственный суд.
– Твоя правда, – мрачно кивнул вождь, и тень пробежала по его лицу.
– Но отец… – нахмурился парень.
Дубина Альтурка стукнула того по виску, и парень свалился как подкошенный. Вождь кивнул двум находившимся неподалёку воинам:
– Связать этого предателя. Вечером будем его судить.
У Давоки был глубокий порез на плече, который Соллис обработал и умело забинтовал. Пока он занимался раной, воительница потягивала настойку красноцвета и шипела от боли, стискивая зубы. Они расположились на равнине вместе с воинами клана Серых Соколов. Последние казались подавленными, а не ликующими в честь победы: у костров не слышалось ни песен, ни радостных возгласов. Причина этого стояла на коленях со связанными руками и склонённой головой перед костром Альтурка: сын ожидал приговора отца. Парень бушевал в течение многих часов, пока солнце не склонилось к закату и тени не удлинились. Он кричал, обзывая и оскорбляя своих бывших соплеменников:
– Вы предали лонакхим… сделали нас рабами мерим-гер… открыли для них границы, вскоре они заберут все, ради чего мы сражались… они осквернят нас… ослабят… превратят в таких же, как они сами… Лже-Малесса… её слово больше не отражает волю богов…
Никто не пытался заставить его замолчать или наказать за богохульство. Они позволили ему кричать до изнеможения, не обращая внимания на его слова. «Предатель», – подумала Лирна.
– А как ты узнала, что это он нас предал? – спросила она Давоку, когда Соллис закончил бинтовать рану.
– Так же, как и его отец. Никто больше не слышал о том, куда мы направляемся. – Она бросила взгляд на свою пленницу, которую для надёжности привязали к вбитому в землю колу. Шрам от подбородка до брови, которым девушку наградила Лирна, краснел в мерцающем свете костра. Она так и не произнесла ни слова, только молча падала на землю, когда они останавливались, а на лице её отражалась лишь лёгкая досада и ни капли страха.
Когда взошла луна, Альтурк поднялся, взял в руки дубинку и подошёл к сыну. Серые Соколы подтянулись поближе. Вождь воздел руки.
– Призываю вас, братья по оружию, стать свидетелями моего суда, – провозгласил он. – Этот проклятый выродок был когда-то моим сыном, но он предал нас. Он отрёкся от слова Горы, позволял себе кощунственные речи. Лонакхим так не поступают. Мы будем его судить.
Раздались возгласы одобрения, воины собрались вокруг в напряженном ожидании. Альтурк подошёл к сыну вплотную. Однако вместо того, чтобы ударить парня, он отбросил свою дубинку и опустился рядом с ним на колени.
– Но если судить его, то надлежит судить и меня, ибо виной всему – моя слабость. Слабость, заставившая вымолить его жалкую жизнь, когда он валялся, побеждённый ничтожнейшим из мерим-гер. Слабость, побудившая меня вернуться в свой клан, но при этом бесстыдно утаить его грех. Я молил за его жизнь, словно слабейший из мужей, и вот получил по заслугам – единственную награду, которую заслуживает слабость. Я, Альтурк, талесса Серых Соколов, прошу вашего суда.