Владыка башни

Взгляд старой женщины скользнул по лицу мужа, уголки ее губ дрогнули в улыбке. Затем свет потух в ее глазах, и грудь перестала вздыматься. Шаман не шевелился, продолжая сидеть у ее ложа и держать за руку, недвижимый, как и его покойная жена.

Дарена поднялась и подошла к Ваэлину.

— Мне нужно вам кое-что рассказать.

* * *

— Мой народ зовет это странствием духа, — начала она, когда они устроились у костра на границе стойбища Медвежьего народа.

Было тихо, племя молча ело и ухаживало за больными, не слышалось ни единого радостного возгласа. «Они ведь считают себя мертвыми, — подумал Ваэлин. — Они утратили свое имя».

— Это сложно описать, — продолжала Дарена. — Это мало похоже на обычное путешествие, больше на полет. Ты паришь, охватывая взглядом огромные пространства. Для этого требуется покинуть тело.

— Именно так вы нашли этих людей, — сказал он. — Точно так же, как в свое время отыскали Орду?

— Да, — кивнула она. — Когда знаешь все о передвижениях врага, легче планировать войну.

— Это больно? — поинтересовался Ваэлин, вспомнив кровь, которая текла каждый раз, когда он пел слишком долго.

— Пока летаешь — нет. Но когда возвращаешься… Вначале все это волнует и радует, ибо кто из нас не мечтал о полете? Я слышала рассказы о Тьме и знала: это то, чего надлежит страшиться. Но полеты так удивительны, будто летаешь наяву. Мне тогда как раз исполнилось тринадцать. Я лежала в кровати без сна, мысли текли спокойно и безмятежно — насколько вообще могут быть безмятежными мысли тринадцатилетней девочки. И вдруг я обнаружила, что вишу над кроватью и смотрю на себя, лежащую на ней. Я сильно испугалась, вообразив, что мне снится кошмар. В ужасе мои мысли обратились к отцу, я полетела к нему и обнаружила его в покоях, где он засиделся до глубокой ночи со своими бумагами, как это часто бывало. Отец потянулся за бокалом вина, опрокинул чернильницу, испачкав рукав, и ругнулся. Тогда я вспомнила о своей лошади, Голубике, и полетела в ее стойло. Только подумала о Келане — и увидела, как он в своей комнате растирает травы в ступке. Это был чудесный сон: стоило мне о ком-то подумать, и я тут же оказывалась рядом, причем меня никто не видел, тогда как я сама видела всех. И не просто видела. Я вдруг стала различать их внутреннее свечение: мой отец горел яростно-голубым светом, Голубика — нежно-каштановым, брат Келан постоянно мигал, становясь то красным, то белым. Тогда я полетела вверх, так высоко, как только могла, чтобы разом окинуть взглядом все Пределы, и увидела множество душ, сияющих, словно звезды.

Но я вдруг заметила, что начала уставать — во сне, — поэтому вернулась в собственное тело. Постель немного остыла, но не настолько, чтобы мешать сну. На следующее утро за завтраком я увидела рукав отцовской рубахи, испачканный чернилами, и поняла, что никакой это не сон. Я очень испугалась, но не могла остановиться: радость полета была слишком сильной. И я продолжала летать, используя каждую свободную минуту: парила над горами и равнинами. Наблюдала, как эорхиль охотятся на громадных лосей, танцевала в снежной буре, беснующейся над ледниками. Однажды я улетела далеко-далеко, надеясь пересечь океан и увидеть берега Далекого Запада. Но отец ожидал меня к обеду, и пришлось вернуться назад в мое тело — но возвращение было похоже на то, как будто натягиваешь ледяную кожу. От ужаса я начала дико кричать. Отец нашел меня трясущейся на полу комнаты, словно я только что искупалась в ледяном озере. Тогда я все ему рассказала. Он не испугался и не удивился. Положил меня на кровать, приказал принести теплого молока и сидел рядом, пока дрожь не прошла. Затем взял меня за руку и подробно рассказал, что ваш народ делает с теми, в ком обнаруживается подобный дар. Предупредил, чтобы я никогда и никому не рассказывала о полетах.

— А потом пришла Орда?

— Через два лета. Я была осторожна, никогда не летала дольше часа и всегда только ночью, чтобы мое тело оставалось в безопасности у горящего камина. Я увидела, как они разделались с караваном, везущим лазурит из Сребродола на юг. Четыре десятка погонщиков были в одно мгновенье растерзаны боевыми котами и копьястребами. Воины ходили среди трупов, срезая трофеи, и все они светились темно-красным. Никогда прежде я не видела душ, покидающих тело. Это походило на легкое дуновение ветерка, задувающего свечу. Но среди них была одна, сиявшая ярче прочих. Когда она взлетела, мне показалось, что мир прогнулся под нее, будто воронка, в которую и затянуло сверкающую душу…

— Куда же она отправилась? — Ваэлин наклонился поближе, когда женщина умолкла.

— Не знаю. На миг я увидела то, что находилось в воронке, — сплошную тьму. — Она вновь умолкла и обняла себя за плечи, подавляя дрожь. — Я рада, что больше никогда этого не видела.

— И ваш дар помог лорду Аль-Мирне заранее подготовиться к обороне?