День уже давно перевалил за полдень, когда они наконец наткнулись на огромное стойбище. Ледяной ветер нес с восточного берега ручья дым многочисленных костров. Не доезжая двух сотен шагов, Ваэлин остановил свое войско, приказав обоим флангам развернуться, а гвардейцам перестроиться в боевой порядок. Достал притороченный к седлу полотняный сверток и положил ладонь на узел. «Одно движение, и я его вытащу». Ваэлин знал, что сегодня лезвие будет сиять на солнце, а звук разрезаемого воздуха родит новую песнь крови, ту, которую он умеет петь, как никто другой. Аль-Сорна завернул его в тот самый день, когда встретился со Щитом Островов. Ему не понравилось ощущение, с каким он тогда его извлек, а также как… удобно лег он в его руку.
— Милорд! — воскликнул капитан Адаль, привлекая внимание Аль-Сорны.
К ним направлялась одинокая фигура. На краю стойбища толпились люди. Может быть, из-за скудного света и расстояния они все казались тощими, если не вконец истощенными: бледные изможденные лица проступали из мехов, глаза в каком-то оцепенении глядели на врагов без всякого гнева или ненависти.
— Я не вижу у них оружия, — сказал Орвен.
— Наверняка хитрят, — ответил Адаль. — Ордынцы коварны, у них тысячи уловок.
Ваэлин смотрел на одинокого человека, идущего к ним. Тот был приземист, такой же худой, как остальные, но значительно старше них. Двигался медленно и целенаправленно, опираясь на то, что Аль-Сорна принял сперва за клюку, однако потом разглядел, что это — огромная бедренная кость какого-то зверя, вся испещренная затейливой резьбой и странными письменами.
— Шаман! — выдохнул Адаль, снимая с плеча лук. — Милорд, я прошу права первой крови.
— Шаман? — переспросил Ваэлин.
— Именно они управляли боевыми животными, — объяснила Дарена. — Натренировали их и повели в бой. Нам так и не удалось узнать, как они это делали.
— По-моему, у него нет никаких животных, — заметил Аль-Сорна, наблюдая за приземистым человеком, остановившимся в двадцати ярдах от них.
— Тем хуже для него, — сказал Адаль, поднимая лук.
— Отставить, капитан! — рявкнул Аль-Сорна. Его голос разнесся над покорным его воле войском.
— Милорд?.. — Адаль изумленно уставился на Ваэлина, не опуская натянутого лука.
— Вы находитесь под моим командованием, — напомнил Ваэлин, не глядя на капитана. — Подчиняйтесь приказу, или я вас разжалую и прикажу наказать.
Аль-Сорна не сводил глаз с шамана, не обращая больше внимания на негодование Адаля: Дарена пыталась успокоить капитана. Шаман взял свой костяной посох обеими руками и протянул к Ваэлину, дрожа на «черном ветру».
Ваэлин почувствовал, как зазвучала песнь крови, приветствуя душу, обладающую даром. Дарена тоже напряглась в седле, ее рука упала с плеча Адаля. Ваэлин наклонил голову.
— Похоже, госпожа, нас приглашают на переговоры, — сказал он, обращаясь к Дарене.
Ее глаза расширились от ужаса, лицо побледнело, но она согласно кивнула. Вдвоем они выехали вперед и спешились против пришельца. Вблизи его худоба производила жуткое впечатление: кости белели под тонкой кожей лица, которая казалась не более чем бумагой, в которую мясник заворачивает обрезки. Седеющие грязные клочковатые волосы с висящими на них талисманами падали на плечи. Ваэлин понял, что старик дрожит не от страха, а от голода. «Они пришли не воевать, а умирать».
— У тебя есть имя? — спросил он шамана.
Тот молча воткнул свой посох в землю, оперся о него обеими руками и по-совиному пристально посмотрел в глаза Ваэлину. Этот неподвижный взгляд словно притягивал к себе. В душе шевельнулось беспокойство. «Может, действительно, хитрость, как полагает Адаль?» Однако песнь крови продолжала звучать дружелюбно, и он доверился ей. Она походила на воспоминание, на давно забытое виденье, пришедшее из иных времен, и оно явно было чужим.
Одетые в меха люди и животные. Медведи, огромные белые бестии, бредущие сквозь пургу. Много раненых, много детей. Из снежной круговерти возникают одетые в черное всадники, кромсающие плоть мечи, колющие копья… Кровь на снегу… реки крови… Всадники разворачиваются, перестраиваются и вновь атакуют, смеясь и убивая. Все новые и новые их шеренги появляются из-под белой завесы, тогда как людей, одетых в меха, становится все меньше. Тогда человек поднимает огромный костяной посох, и медведи кидаются на всадников, рвут, раздирают тела, убивают… Но тех слишком много… И становится все больше…
Виденье исчезло. Лицо шамана по-прежнему неподвижно белело над вершиной костяного посоха.
— Вы это видели? — Ваэлин взглянул на Дарену и заметил ужас в ее глазах.
Она кивнула, пряча дрожащие руки в рукава, и отступила на шаг. Он знал, что ей хочется убежать: этот изможденный, безоружный старик с посохом пугал ее. Но она не двинулась с места, прерывисто дыша и не отводя глаз.
Ваэлин вновь повернулся к шаману.
— Вы бежите от черных всадников?