Владукас

— Вы все шутите, Павел Станиславович, — не поверила мама.

— Нисколько. Коза наша особенная, Прасковья Ивановна. Настоящая разведчица! Она предпочитает пастись только у запретных зон. Не знаю уж, то ли трава там гуще и слаще, или может, и для коз запретный плод сладок, — засмеялся Павилас.

Мать охватила тревога за сына:

— Но ведь это опасно!.. Немцы могут пристрелить их, если они запустят козу на запретную территорию.

— Не беспокойтесь, Прасковья Ивановна: уверяю вас, что это не опасно, — уже серьезно сказал Кужелис. — Запретная территория огорожена колючей проволокой, поэтому при всем желании они туда не проникнут. А возле проволоки много разного скота бродит. Там действительно трава гуще. Гораздо опаснее задание надо выполнить нам с вами. Мы должны узнать, какие воинские части немцев передвигаются сейчас по Рижскому шоссе. Эти сведения партизаны тоже запросили. Очевидно, они хотят передать их по рации в Советскую Россию. Понимаете, как это важно?

Мама кивнула.

Теперь она многое поняла, но знала еще далеко не все. Поняла, что именно по указанию Кужелиса портной Волковас, переодевшись в фашистскую одежду, пошел на большой риск, чтобы спасти нас от германской каторги и что сейчас Павилас Стасевич через нее налаживает какие-то дополнительные каналы связи с русскими партизанами. Но она не знала, что он член антифашистского комитета и что в Шяуляе и Шяуляйском уезде существует подпольная партийная организация. Она не знала также, что Шяуляйский уком партии в течение лета и осени 1943 года организовал 15 первичных организаций, объединивших 75 членов, и пять уездных антифашистских комитетов с 28 членами. Все они, конечно, действовали в подполье. Несмотря на большие потери, которые понесли подпольщики в 1943 году, в следующем году их организация выросла до 95 членов.

Активно действовала и уездная комсомольская организация. Шяуляйцы поддерживали тесные связи с Северным обкомом компартии Литвы, с Литовским штабом партизанского движения, получили оружие, боеприпасы, литературу. Среди населения распространялись листовки, которые печатались в глубоком подполье.

Ничего этого не знала моя мама, когда вместе с Павиласом Кужелисом выполняла первое партизанское задание. Еще меньше знал я, когда вместе с бабушкой Анелей Бенедиктовной водил козу-разведчицу по северным окрестностям города Шяуляй. Это была чудная коза с диковатыми зелеными глазами и немигающими белыми ресницами. Когда ее спускали с веревки, она, задрав голову, бежала к колючей проволоке и истошно блеяла. А мы с бабушкой бежали за ней и кричали:

— Зюля!.. Зюлечка!.. Змея ты этакая, куда ты?.. Остановись!..

Но змея-коза и слушать не хотела — бежала без оглядки.

Как видно, мы комично выглядели с нашей козой, так как немцы, завидев нас, хохотали и уже не так строго гнали нас от запретной зоны. Накидывая на шею пойманной козы веревку, бабушка недовольно ворчала:

— И здесь уже перегородили антихристы! Везде перегородили. Некуда стало и животное выгонять. Пойдем в другое место, Зюля…

И мы отправлялись в другое место, но там тоже натыкались на заграждения и перекочевывали дальше. Не знал я, что каждое такое место с колючей проволокой Анеля Бенедиктовна запоминает, чтобы потом обозначить его на карте. А мама эту карту потом передаст партизанам. Сведения в зашифрованном виде пойдут куда следует. Прилетят наши самолеты и разбомбят эту запретную зону, огороженную колючей проволокой. Только вот кто поверит, что объекты для бомбежек указывала нам коза Зюля?!

Ничего этого я еще не знал тогда, но уже догадывался, что неспроста мы гоняем нашу Зюлю с места на место, оставляя ее голодной. Догадывался, но маме об этом не сказал: пусть думает, что ее сын несмышленый ребенок, меньше будет бояться за меня.

В Шяуляе мы пробыли два дня. К Каваляускасам вернулись с разными справками, рецептами, написанными на литовском языке, выполнив партизанское задание.

9

Приближалась осень.

Стихли ветры, прекратились дожди. Пришли теплые, ясные дни бабьего лета. Солнце всходило теперь поздно и, взойдя, долго висело над лесом, не грея. Но достаточно было и этой его последней ласки, печальной улыбки, чтобы в природе снова пробудилась жизнь и надежда. Каждая травинка распрямляла тронутые заморозками листочки. Загорелись живым огнем фиолетовые шапки кленов, опаленные холодными утренниками. На жнивье слетались скворцы. В прозрачном воздухе жужжали летуны-жуки и, блестя на солнце, плавали длинные седые паутинки. Видимо, где-то совершали свое брачное путешествие маленькие, в несколько миллиметров, паучки. Выбрав возвышенное место, они выпускали из себя жидкость, которая, застывая, превращалась в пухлую серебряную нить; прикрепившись к ней, паучки, как под парусом, отправлялись в дальнее странствие, разнося повсюду в струях тихого воздуха «бабьи волосы». Не оттого ли прозвали в народе эту пору бабьим летом.