Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

Когда вышли из терема, на небе уже вовсю светили первые звездочки. Обе лошади стояли, спокойно жуя свое сено, откуда-то издалека доносился собачий лай, перекрикивались две бабы. Блуд подумал, что с удовольствием остался бы в монастыре и сам. Но надо было возвращаться, монахинь уже звали к вечерней службе, потому кормилец с княжичем попрощались с Рогнедой и остальными и потянули своих коней со двора. Уходить не хотелось не только людям, но и лошадям, те не слишком торопились за ворота.

— Ты часто у матери бываешь?

— Часто, — кивнул Ярослав.

— А Всеволод?

— Нет, он не любит. Там работать надо, мать не сидит без дела. Они все не сидят.

Блуд вспомнил порядок на дворе, сытную трапезу и общее довольствие и вдруг поинтересовался:

— Им кто помогает? Деньги откуда?

— А никто не помогает. Есть там один Ефим Косой, и все. А деньги зарабатывают. Рукоделием да вон урожаи растят. Что можно, делают сами, покупают мало, только свечи.

Княжич говорил, как взрослый человек. Хотя он и есть взрослый, в таком возрасте многие уж женятся. Но у княжича его беда с ногой заставила все делать позднее, раньше братьев только читать научился, остальные и вовсе не умеют. Изяслав всего на год старше, а слышно вовсю княжит в Изяславле, женился, скоро детки пойдут. Как-то сложится судьба этого княжича? Ярослав любимый сын у матери, по всему видно, он ближе Рогнеде. Разумен, даже чуть хитер, также как сама княгиня толков и деятелен, из него получился бы хороший князь, если бы… И в этой беде — хромоте — Рогнеда винит и себя, она таким сына родила!

Сама бывшая княгиня в тот вечер долго благодарила господа за то, что надоумил Владимира приставить к Ярославу именно Блуда. А ведь как сначала сопротивлялась сама! Рогнеда почти облегченно вздохнула: с таким наставником, как Блуд, Ярослав не пропадет! На сердце полегчало от того, что увидела — кормилец по-прежнему любит ее мальчика, готов жизнь за него отдать, поможет, чем сможет.

* * *

На княжьем дворе настоящий переполох, девки зачем-то гонялись за голубями. Немного понаблюдав, Мальфрид удовлетворенно улыбнулась и поспешила к своему возку. Пора уносить ноги, не то вернется князь, будет не слишком доволен. Бывшая княгиня при любой возможности навещала нынешнюю, точно и не держала никакой обиды на Анну за потерю мужа и своего положения. Вот и теперь, воспользовавшись тем, что ее боярин собрался в Киев, заторопилась вместе с ним. Мальфрид с первого дня взяла нового мужа в руки, терпел, потакал и делал все, что ни потребует.

Сейчас велела подождать в возке, пока сама поболтает с княгиней. Неуклюжий, толстый боярин Старой посопел, но возразить не посмел, тем паче что князя нет дома, а княгиня Анна его не слишком жаловала. Так и сидел в возке, обливаясь потом от желания вылезти размять ноги и еще от голода. Сама, небось, у княгини что вкусное ест, а его тут оставила. Сколько еще ждать? Мальфрид сидит у Анны подолгу.

На сей раз справилась удивительно быстро. Глядя на свою дражайшую супругу, идущую широким шагом к возку, Мотей Старой даже вздохнул: эх, милая, где ж ты была лет этак двадцать назад, когда он мог и на коня сесть, и девкам жару задать? Теперь вон толст до необъятности, неповоротлив и бессилен по ночам. А Мальфрид еще молода и горяча, потому молчит боярин, видя, как из ее ложницы тенью ускользает очередной рослый красавец.

Боярыня подошла к возку, поморщилась, убедившись, что за время ее отсутствия муж ни капли не похудел и по-прежнему занимает большую часть сиденья, оставляя ей слишком мало места, но подобрала подол и полезла пристраиваться рядом. Другого места все равно нет. Старой с удовольствием приобнял свою дражайшую супругу, делая вид, что попросту вжимается в стенку возка, освобождая для нее побольше пространства. Та не поверила, толкнула:

— Ну-ка, двинься еще!

Но двигаться и впрямь было некуда. Мальфрид вздохнула: надо все же потребовать сделать возок пошире, если хочет с ней ездить, а то так и ребра поломать недолго. Под предлогом излишнего веса Старого она уже давно не допускает мужа к себе на ложе. В первые ночи попробовала, потом долго охала, держась за ребра, здоровенное пузо боярина припечатывало ее так, что глаза лезли на лоб. Но Старой и не настаивал, для него уже давно главными стали мед и хороший кусок мяса. Легко найдя ему замену, Мальфрид перестала жаловаться на судьбу и теперь жила в свое удовольствие.

А доставлять себе удовольствие она умела не только по ночам и на ложе. Вот сейчас, мелочь, но приятная… Боярыня хихикнула от мысли о том, что последует за ее появлением на княжьем дворе. Старой, почувствовав, что радость Мальфрид неспроста, насторожился, ох, подведет его жена под неприятности!

— Чему радуешься-то?

Та оглянулась, дернула плечиком:

— Да так… Солнышко светит, птички поют…

Муж подозрительно вгляделся в довольное лицо боярыни:

— Птички и вчера пели.

— Вчера не так, — уже откровенно посмеивалась Мальфрид

— Ясно, — вздохнул супруг. Натворила что-то и довольна, как бы потом полной ложкой расхлебывать ее радость не пришлось. — Княгиню видела?

— Да.

— О чем говорили?