Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

— Сам же отправил! — незлобиво огрызнулся Власко. Спорить не хотелось, он уже устал от непривычного многолюдья, гомона и толчеи. И как люди могут в этом Киеве жить?

На третий день увидели князя. Тот откуда-то возвращался. На торге враз зашумели, засуетились, отводя свои лодьи в сторону и освобождая место для трех княжеских. Вятичи во все глаза смотрели на богато одетых людей, спускавшихся по брошенным сходням на берег. И объяснять не надо, который из них князь, по тому, как радостно приветствовали кияне высокого человека в красном расшитом златом корзно, Власко понял, что это и есть Владимир. Хотей усмехнулся:

— И впрямь Красно Солнышко!

— Кто? — подивился Власко.

— Да князь же! Князя Красным Солнышком прозвали, — пояснил старший и, видя непонимающий взгляд парня, пояснил, — за красоту и ласковость.

Почему-то именно это прозвание князя Власку запомнилось прежде всего. А еще то, как кияне приветствовали княгиню. Ее вятичи увидели на следующий день после встречи с князем. Если самого Владимира приветствовали радостно, то его цесаревну настороженно и чуть насмешливо. Богато одетую невысокую женщину не сразу и разглядишь среди множества окружавших, также богато разряженных людей. Княгиня Власку не понравилась совсем, бледная, худая, точно выморенная какой болезнью, с большим животом — на сносях, видно, она хоронилась за спинами сопровождавших, боясь глянуть в толпу. Вятич вполголоса заметил:

— Не тянет против князя-то…, хилая…

На него рыкнул кто-то из близстоявших:

— Поговори еще!

Власко язык прикусил, но мнения о княгине не изменил. И чего же князь красивую не мог найти? Всезнающий Хотей на такой вопрос огрызнулся:

— Ты, Власко, рот на замке держи, ляпнешь чего сдуру, расхлебывай потом. Княгиня родовитая, она нынешних византийских императоров сестра и сама императорская дочь.

Парень вздохнул, никакая родовитость не исправит обличье, коли некрасива, так и в царевнах некрасива. А какая холопка и на скотном дворе в старой рубашонке так хороша, что глаз не оторвешь. Власку стало жаль князя, вынужденного жениться на дурнушке. Но Хотей не согласился:

— С лица воды не пить, а у нее, говорят, душа мягкая да ласковая…

— А-а… — согласился вятич, но остался при своем.

* * *

Рогнеда улыбаясь спешила в свою келью. Ее пришла навестить дочь — княжна Предслава. Конечно, не одна, при ней мамка Вятична, что следит, чтоб маленькая княжна была всегда сыта, опрятно одета и не наделала глупостей. Девочка смышленая, знает буквицы, умеет складывать слова, уверенно считает быстрым счетом.

Мать с радостью прижала дочку к груди, видела ее редко, каждой встречи ждала с нетерпением. Предслава очень вытянулась за последние месяцы и продолжает расти, оттого почти долговязая, пока нескладная, острые коленки, острые локти, тонкая шея. А еще большой рот и огромные глаза под пушистыми темными ресницами. Но внимательный взгляд легко заметит, что дочь будет очень похожа на свою красавицу-мать. Лебеди сначала тоже не слишком красивы, маленький лебеденок супротив курчонка куда как уродлив, но пройдет время и станет красавцем, а цыпленок превратится в толстую наседку. Так и княжна, пока голенаста, но сквозь детские черты уже проглядывает обличье будущей красавицы.

Матери все равно, какой будет дочь, она любит любую, но и Рогнеда видит породу Предславы и радуется этому. Целовать монахиню не к лицу, но дочери можно, девочка все равно старалась вести себя чинно, только ей это долго выдержать не удалось. Княжна обхватила мать обеими руками, прижалась, терлась лицом, головой о ее руки, плечи. Рогнеда внимательно вгляделась в лицо Предславы:

— Как тебе живется? Никто не обижает?

— Нет, нет! — горячо успокоила ее дочь, но по тому, как отвела глаза в сторону, Рогнеда поняла, что не очень. Она уже знала, что мачеха выговаривает княжне на ее голенастость и худобу, точно сама красавица. Украдкой вздохнула, пока не подрастет Предслава, так и будет княгиня Анна попрекать ее чем сможет. А вырастет, отдадут замуж далече, еще хуже будет… Рогнеда одернула сама себя, если у дочери судьба сложится счастливо, муж любить будет да не обидит, то пусть и далеко от матери. Лишь бы ей было хорошо… лишь бы ей…

Предслава провела у матери несколько часов, но показалось один миг. Домой возвращалась чуть не в потемках. Мамка семенила следом, кряхтя и крестясь, хорошо понимала, что княгиня по голове за такое отсутствие княжны не погладит. Хотели тихо прошмыгнуть в терем и в свою светелку, но не удалось. Видно, кто-то из челяди следил и не пропустил их прихода. В переходе путь заступила ближняя боярыня княгини Анны:

— Княгиня велела прийти к ней!

Мамка Вятична быстро закивала:

— Зайдем, непременно зайдем…

Но боярыня не пропустила, мамка влево, и она влево, Вятична вправо, и боярыня вправо:

— Сейчас зайди!

Вятична, вздохнув, подтолкнула Предславу, прошептав:

— Иди уж, все одно не отстанет.

Княгиня сидела вполоборота к входу, сначала даже головы не повернула в сторону вошедших. Потом глянула как-то боком исподлобья, фыркнула: