Вкус одержимости

Да что вы говорите! Я только руками не всплеснул.

— Приходилось, — важно пожал он плечами.

— Далековато ехать, до Андреевки-то, — посочувствовал я. — До меня чуть ближе, но за день уложитесь? Со скважиной?

— Конечно! У нас и прожектора есть и вообще всё необходимое, если приходится задерживаться. Мы можем и ночью работать. Мы всё можем, — самоуверенно заявил он, как любой специалист любого профиля, который резко теряет интерес к клиенту, как только получает деньги. А до этого момента да, все они самые лучшие и всё-то у них ровно, аккуратно и… прожектора.

— Значит, в любое время дня и ночи? — пошёл я к его машине.

И пока он ходил за мной, ещё минут десять отвечая на глупые вопросы из раздела «глупые вопросы» на их сайте, я приседал и заглядывал то под днище, то под арки над колёсами, словно не скважину собрался бурить, а купить этот Сурф.

— Люблю такие машины, с историей, — подмигнул я, невольно отмечая что бампер не выступает, а образует с решёткой радиатора единую плоскость, и находится ровно на той самой «нужной» высоте.

— Значит, до встречи! — крепко пожал я его влажную неприятную руку, когда он сам позвонил диспетчеру, и та записала его на выезд через три дня.

Ну а все остальные вопросы, я задам при нашей следующей встрече, Степан!

Я гнусно улыбнулся, садясь в свою машину.

— Шерлок, ты где? — набрал номер детектива.

— Здесь недалеко, — отозвался он на удивление хмуро.

— Как тебе сырники с утра? — догадался я, что он опять в «Пит-Стопе».

— Не поверишь, — даже хмыкнул он невесело. — Всё такое же дерьмо.

— Тогда жди меня там. Минут через сорок буду. У меня есть новости.

— Подъезжай лучше сразу в Андреевку, к стеле, — вздохнул он. — У меня тоже есть новости, — он снова тяжело вздохнул. — И у меня тоже.

Глава 23. Ника

— У кого спросить? У Степана?! — выдохнула я. — Нет, его номер я знаю. Спасибо, Иван Тимофеич!

Я отключила и в отчаянии бросила телефон на кровать.

Проклятье! Сука!

— А-А-А! — со злости швырнула я об стену блестящий металлический колпак, или как называется эта фигня, которой накрывают горячее. Клош!

Вот этот клош с изысканной золотой ручкой, которым был накрыт мой завтрак и полетел в стену. Помялся немного, оставил вмятину на стене, но плевать. Я была зла. Нет, я была в ярости. Я целый час ждала, когда этот жирный индюк, бывший папин начальник, перезвонит, а он даже не помнит, что папа попал в аварию. Вернее, помял машину.

— Аварию я бы запомнил, — передразнила я и швырнула в стену ещё и книгу. Завыла, теперь уже от боли в плече — книга это не лёгкий клош.

Упав на кровать, закусила зубами подушку.

«А это не авария, это он просто помял машину, — стояли в ушах слова чёртова Кашалота, как его звали за большую голову и отсутствие шеи, а, может, и за что похуже, сейчас я бы не удивилась. — Нет, я подробностей не помню. Да и давно дело было. Ты у Стёпы спроси. Он наверняка помнит. Отец же его тогда учил. Да и сейчас Степан работает на его машине».

Степан, блядь! Сте-пан!

Я снова зарычала в подушку.

— Сбросить тебе номер? — паясничала я.

Развернулась на спину и уставилась в потолок.

Да засунь ты себе знаешь куда этот номер! Я и без номера задолбалась бегать от этого рыжего. И это из-за него между прочим я не дослушала отца в тот день, когда папа пытался мне что-то сказать о происшествии на дороге. Из-за него ушла. Сбежала! Поторопилась слинять, как только увидела, что вместе с другими мужиками с работы пришёл и этот урод.

И это он просто пришёл отца навестить! Представляю, что будет, если я сама ему позвоню. Если дам повод встретиться. Если выяснится: мне что-то от него надо. Я же точно знаю, что он потребует взамен.

Меня аж передёрнуло. Его потные руки. Улыбочка с прорехой. Живот.

— К чёрту Степана! И без него разберусь, — резко села я и, засунув в карман телефон, с тоской посмотрела на остатки завтрака.

Вздохнула. Как мило!

Жаль, что я заметила его так поздно, твой завтрак. Когда он уже остыл.

— Спасибо, Алан, — шмыгнула я носом, засовывая в рот последний кусок холодного омлета. Свёрнутый пополам блинчик был украшен ломтиком помидора и веточкой базилика. Базилик я тоже засунула в рот. Понимаю, что он тут был для красоты, но плевать. Теперь изо рта пахло почти ёлкой, но я его всё равно съела.

Боже, что же делать?

— Людям показываться на глаза в таком виде, я, конечно, пока не могу, — критически осматривала я в зеркале ванной своё отражение.

Поз глазами синяки. Распухший нос. И рана на груди, с которой Алан, очередной раз обработав, снял повязку, чтобы дышала, заживала некрасиво: отёчная, воспалённая, с запёкшейся кровью. Но если останусь в этой комнате, точно сойду с ума. 

Подняв слегка помятую крышку — Прости, Клош! Это я с расстройства, — погладила я вмятину и, накрыв грязную посуду, пошла вниз.

— Алан! А-ала-а-н! — кричала я раз двадцать, обходя первый этаж.

Но могла бы и не напрягать связки. Это было какое-то внутренние ощущение, но безошибочное — дом пуст. Я здесь одна.

Одна. Ни пленница. Ни гостья.

Я помыла посуду. Заглянула в холодильник. Разобрала посудомойку. Снова заглянула в холодильник.