«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

напишет в докладной записке помощнику прокурора РСФСР в июле 1939 г. его бывший подчиненный Гилев[302]. Вряд ли возможно установить мотивы непослушания прокурора. Применительно к лысьвенскому энкавэдэшнику — помимо очевидных мотивов (прокурор тормозил работу) — можно усмотреть и другое. Для Корнилова прокурор был человеком, чрезвычайно тесно связанным со старым, арестованным летом 1937 г. начальством. В материалах дела Кукарских есть свидетельства того, что он состоял в дружеских отношениях с секретарем горкома, пытался прикрыть редактора районной газеты Степанова, обвиняемого в изнасиловании домработницы, и оградить некоторых хозяйственных руководителей от террора[303]. Пьяная драка, затеянная во Дворце культуры его коллегой — народным судьей, повлекла за собой не более чем разбор на партсобрании с последующим строгим выговором[304]. Лысьва не являлась здесь исключением из правил. Подобным образом ситуация складывалась и в Коми-округе[305], и в других районах Прикамья[306]. Этим объясняется то, что во всех рассмотренных следственных делах на работников прокуратуры — вне зависимости от даты ареста — отчетливо прослеживается связь арестованных с делом Кабакова.

Советская прокуратура выполняла не только надзорные, но и следственные функции. С начала массовой операции прокуратура, подобно НКВД, пытается активизировать свои структуры в борьбе с «контрреволюцией». Уже 7 августа 1937 г. в циркуляре Прокурора СССР за № 5/051580 осуждается практика квалификации некоторых дел как хулиганских вместо статей 58–10 и 59-7. Из Свердловска этот циркуляр 21 августа был направлен районным и городским прокурорам[307]. В дальнейшем прокуратура пытается ускорить темпы своей работы. 11 сентября областное начальство с подачи Вышинского дает указание сократить сроки рассмотрения дел о фактах вредительства и диверсий в системе заготзерна до пяти дней и проводить их через суды по ст. 58-7[308]. Этого оказалось мало. В конце октября дается указание о пересмотре прошлых дел. «…Предлагаем Вам под личную ответственность немедленно выбрать из архивного дела, рассмотренные Вашим судом в период 1934, 1935, 1936 и 1937 гг. независимо от того были они в рассмотрении в вышестоящих судебных органах или нет (вплоть до Верхсуда) по ст. 60, 61. 79, 79 п. 1, 2, 3, 4, 109, 110. 111, 112, 113, 115, 116, 117, 120, 128, 78, 105, 62, 182 п. а, б, в, г, и, д, 169 п. 1-12»[309]. Большинство из представленных статей с легкостью можно переквалифицировать из обычных уголовных на пункты 58-й, «контрреволюционной» статьи. Сколько было подобных дел, сказать, к сожалению, невозможно. В прокурорских отчетах таких данных не обнаружено. Сложно говорить и о работе районных прокуратур, материалы которых за редким исключением отсутствуют в фондах ГАПО. В наиболее полном виде в ГАПО представлены материалы прокуратуры Камского бассейна, поэтому судить об общих тенденциях работы ведомства приходится именно на основании этих весьма фрагментарных для Прикамья данных.

В течение 1937 г. прокуратура водного транспорта все чаще привлекает к ответственности по контрреволюционным делам. Если в первом квартале 1937 г. таковых было 188 человек, во втором — 323 человека, в третьем — 307 человек, то в четвертом количество привлеченных практически удваивается и достигает 602 человек[310]. Напомним, что именно в это время начинается и достигает своего пика «кулацкая операция» НКВД.