Счастье, удача, вот то самое везение, о котором столько раздумывал Антонио, явилось в дом в лице круглого, все время ухмыляющегося и непрерывно облизывающего красные толстые губы французика по фамилии Дювернуа.
Цепким, быстрым глазом он осмотрел убожество «Каса дель Пескаторе» и сказал:
– Я хочу для пробы купить несколько ваших инструментов. Мне рекомендовал вас Амати.
Хваткой, ловкой рукой, опытным взглядом он мгновенно выбрал три скрипки, виолончель и альт и назначил цену – по два пистоля.
– Но за такой же инструмент вы заплатите Амати по тысяче пистолей! -с гневом и болью вскричал Страдивари.
– Два пистоля – это четыре золотых дуката, – ухмыляясь, сказал Дювернуа. – Огромные деньги. А тысяча пистолей – еще больше. Но Амати известен всему миру. А вы кто такой? Вас нет. Пар, облачко. Фу! – и вас нет.
– Но вы же понимаете в этом и видите, что мои инструменты не хуже. Послушайте звук, взгляните на отделку, – тихо, просительно сказал Страдивари. – Разве они хуже?
– Думаю, что вот этот альтик и получше будет, – сказал Дювернуа и облизнулся. – Особенно, если внутри на деке написать – Никколо Амати. Станьте Амати – и ваши инструменты будут стоить много дороже, чем его.
– Но я Страдивари и не хочу быть Амати, – устало пробормотал Антонио.
– Вам это и не удастся, – засмеялся француз. – Второй Амати никому не нужен. У вас есть только один выход – стать выше Амати, иначе вы останетесь на всю жизнь никем. Значит, договорились – два пистоля. А пока вы не стали выше Амати – это хорошая цена…
Битлы, сдавшие в ремонт краденый магнитофон «Филипс», были задержаны в десять пятнадцать. Двое лохматых парней в расклешенных брюках, украшенных внизу какими-то пряжками и цепочками, ввалились в мастерскую и еще от дверей заорали Комову:
– Готов?
Не знаю, каким был мастером и приемщиком Комов, но актер он оказался слабоватый. Нервы у него совсем неважные были. Вместо того чтобы пригласить их в подсобную комнату, он вдруг стал лепить отсебятину:
– Значит… это… как его… тут фрикцион… За пятерку наломаешься… а потом… Интересно было бы знать, где достать такую машину…
– Чего-чего? – спросил один из парней.
Я понял, что мы на грани прогара. Невыспавшийся, недовольный Севастьянов понял это раньше меня, потому что он уже выскочил из подсобной комнаты, где мы стояли, и сказал ребятам:
– Привет, отцы.
– Привет, – сказали они и повернулись снова к Комову. – Так ты что, не сделал маг?
– Я его сделал, – сказал Севастьянов. – У него опыта не хватает.
Ребята насторожились.
– Ничего мы не знаем, – сказал тот, что постарше. – Мы с ним договаривались и пятерку заплатили вперед. А вы тут делитесь, как хотите, -больше все равно не дадим. Я бы сам намотал мотор, проволоки, жаль, нет.
Севастьянов засмеялся:
– А я разве еще у тебя прошу? Просто сам делал, сам товар хочу отдать.
Напряжение сошло с их лиц:
– Ну, это пожалуйста…
– Заходите в подсобку, здесь показывать неудобно, – сказал Севастьянов, пропуская их в дверь, задернутую плюшевым занавесом. Комов с выпученными глазами замер у стойки. Севастьянов зыркнул на него и показал на вход. Комов лунатическим шагом подошел к двери, задвинул щеколду и повесил табличку «Закрыто».
Ребята вошли в подсобку и вместо магнитофона увидели меня. Они удивленно обернулись, но за их спиной вплотную стоял Севастьянов.
– Руки вверх, – сказал я тихо. – Ну-ка, ну-ка, руки вверх!
Ребята с остекленевшими лицами стали медленно, как во сне, поднимать руки. Севастьянов ощупал у них по очереди карманы, складки брюк – ножей и кастетов не было.
– Теперь руки можно опустить, – сказал он. – И присаживайтесь к столу…
Не давая им передохнуть, я достал из-под стола магнитофон:
– Это ваша вещь?
Не произнеся ни слова, они согласно, в такт, как заводные, утвердительно кивнули,
– Чья именно? Твоя? Или твоя? – ткнул я их по очереди пальцем в грудь
– Общая, – сказал старший и, опасаясь, что я не понял, пояснил: -Моя и его…
– Где взяли?
– Ккупили, – ответил он, заикаясь от волнения, и со своими длинными каштановыми патлами волос он был совсем не похож на вора, а скорее напоминал рослую девочку-старшеклассницу.
– Где?
– В электричке…
– Когда?
– Позавчера…