Визит к Минотавру

– Плюгавый он человечишка. Один день под стражей и сегодня полдня уже выспрашивает, что ему будет, если выяснится, будто в квартире он бывал, но не воровал ничего. Ладно, черт с ним. Как дела с магнитофоном?

– Никак пока. Оставили засаду.

Мы посидели молча, потом Лаврова спросила:

– Знаете, что меня пугает в этом деле?

– Ну?

– Мы не имеем даже приблизительной гипотезы, как все это происходило. Наталкиваясь на какие-то факты, предметы или людей, мы ощупываем их как слепые, мучительно пытаясь представить себе, имеет это отношение к краже или случайно попалось нам на дороге.

– А Иконников?

– Что Иконников? – с нажимом сказала Лаврова. – Письмо? Может, нас на него наводят?

– Помимо письма есть телефон Филоновой, есть многолетняя, очень глубокая вражда к Полякову, наконец…

Я хотел сказать ей о том, как прыгал из руки Иконникова коралловый аспид, о том леденящем чувстве ужаса и беспомощности, которое охватило меня тогда. Но раздумал. Это ведь не доказательство, это только ощущения.

– Что наконец? – спросила Лена.

– Да пустяки. Так, показалось. Если письмо не наводка, то я просто уверен, что это геростратовские дела Иконникова. А если это липа, то мы с вами уже говорили с вором. Говорили и отпустили его домой…

– Почему?

– Автор письма знает, что мы вышли на Иконникова. В письме нет никаких указаний относительно личности Иконникова, однако оно составлено так, что само собой разумеется – Иконников нам хорошо известен. А почему автор письма об этом знает? Если бы он не знал, то хоть двумя словами, но обязательно обмолвился бы – кто такой Иконников, какое он имеет отношение к Полякову…

– Но почему вы думаете, что мы говорили с вором?

– Я это утверждаю только в том случае, если письмо на липовой коре смастерили. Сбивать нас с толку может только вор, и если это он нам подбросил письмецо, то он прекрасно осведомлен обо всех наших делах.

– Письмо написано женщиной, – напомнила Лаврова.

– Да, если в письме написана правда, – засмеялся я. – Но если нет, то, во-первых, женщины тоже иногда воруют, во-вторых, наш корреспондент прислал не свою фотографию, а письмо, так что он равновероятно может быть мужчиной и женщиной.

– Вы сами-то как считаете – верить этому письму или нет? Я долго думал, потом бессильно развел руками:

– Не знаю. Хоть убейте, не знаю. Но похоже на правду. Сегодня ночью я лежал, не спалось чего-то, и все думал про эти дела проклятущие. И мне неожиданно пришла в голову забавная идея…

Лаврова иронически прищурилась.

– Смейтесь, смейтесь. Если мое предположение верно, я еще вас крепко посрамлю, – сказал я. – Я понял, где может держать скрипку Иконников, если только взял ее он.

– Ну-ка, ну-ка, – подначила Лаврова.

– Он держит ее под клеткой с голубым крайтом. Или под аспидом…

Лаврова даже присвистнула:

– Ну даете, товарищ старший инспектор. – Потом весело захохотала. -Прелестная конструкция с одним-единственным недостатком…

– Каким? – заинтересовался я.

– В ней слишком много «если»…

Когда я уже уходил, Лаврова крикнула мне вслед:

– Вас разыскивал какой-то корреспондент из «Вечерней Москвы». Я не знала, будете ли вы сегодня, и дала ему ваш домашний телефон…

– Ладно, спасибо. До свидания.

Лифт, естественно, не работал. Я шел медленно, считая ступеньки. До моего четвертого этажа их будет шестьдесят две. По дороге домой я купил молока и батон. Сейчас слопаю это добро и мгновенно лягу спать, тогда до подъема я просплю десять часов и наверстаю все упущенное за эти дни. Замок плохо работал, и, чтобы открыть дверь, надо было как следует полов-чить с ключом. Замок плохо работает год, но мне некогда вызвать слесаря, а соседям и так хорошо.

Я вошел в квартиру, соседи уже разошлись с кухни, никого не видать. Дверь в мою комнату была приоткрыта. За барахло свое я не беспокоюсь -документов дома я никогда не держу, а воровать у меня нечего. Растворил дверь и шагнул в комнату.

На фоне окна, четко подсвеченный слабым светом уличных фонарей, контрастно, как в театре теней, прорисовывался силуэт человека.

Я даже не успел испугаться, видимо, рефлексы лежат мельче мыслей – я мгновенно сделал шаг в сторону от двери, в темноту, выхватил из петли под мышкой пистолет, а левой рукой нащупал кнопку выключателя. Но нажать ее не успел – из темноты раздался шелестящий, тихий смех.

Вытер ладонью мгновенно выступивший на лице пот и сказал, как мог только весело, легко этак:

– Что же вы в темноте сидите? Раз уж пришли без спросу, сидели бы со светом…

– Ничего. Зачем электричество зря расходовать, – ответила темнота. -А темноты я уже давно не боюсь.

Я нажал кнопку выключателя, стало светло, и мой испуг показался мне ужасно глупым.

– А меня вы напугали, – сказал я. – Вы меня снова напугали. Вам, видимо, нравится меня пугать?

Иконников, сидевший на подоконнике, спрыгнул на пол, заложил руки в карманы, внимательно посмотрел на меня.

– Нет. Вас неинтересно пугать, да и не надо мне этого.

– Вам не кажется, что меня небезопасно пугать?

– А чего опасного? – удивился он.

– Я ведь докажу, что вы скрипку Полякова взяли… Иконников зло ухмыльнулся, показав длинные прокуренные зубы.