— Мне кажется, Гарри, Руквуд далеко не сразу пришел к тому, где искать недостающие ему фрагменты. Вот послушай…
Она встала и принялась расхаживать туда-сюда перед ним, стремительно перелистывая листочки в своей записной книжке. Туда-сюда, туда-сюда — маятник из восьмидесяти с лишним фунтов живой плоти, на который его собственная плоть реагировала мгновенно и однозначным образом.
— Смотри: сперва он использует свои знания невыразимца, потом Волдеморта, потом…
Ее ноги. Мелькающие круглые коленки, белая кожа бедер в разрезе халата. Тоненькая рука поднята, широкий рукав съехал вниз, кисть резко поворачивается с листком в руках. Лист пергамента летает около лица. Взмах — локоны каштановых волос разлетаются от дуновения с левой стороны лица. Взмах — с правой стороны. Голова наклонена чуть в сторону, шея…
— …и когда он это понял, он начал искать остальные. Понимаешь?
Она что-то говорит. Ее губы… два чудесных розовых лепестка, как и те, другие… которые… там! О боже, боже! «Сними уже халат! Сними халат! Сними этот проклятый халат!»
— У тебя мечтательное выражение, Гарри.
— А?! — он как будто вылетел из озера лавы. — Угу. Кажется, я опять что-то прослушал.
— Опять задумался о Джинни?
Он хотел кивнуть, но не смог и отрицательно замотал головой.
— Да-а… так. Ни о чем.
— С таким-то лицом и ни о чем? Это должно было быть что-то приятное, — она ехидно улыбнулась.
— Нет, всякая… ерунда. То есть…
— Ну, замечательно, Гарри, я тут распинаюсь, а он мечтает о какой-то там ерунде, — она подошла вплотную и поглядела на него сверху вниз с притворной строгостью.
Он постарался отвести глаза.
— Ага, я вижу, ты выглядишь виноватым. Если ты мечтал о Джинни, то тебе незачем…
— Я мечтал не о Джинни! — выпалил он излишне резко и тут же смутился.
— Нет? — растерялась она. — Тогда о ком?
— Почему обязательно о ком? Просто…
— Ну же, Гарри, — она озорно взглянула на него, — колись, о чем таком ты постоянно мечтаешь, что даже пропускаешь мимо ушей важную информацию?
«Сними его! Просто расстегни эти грёбаные три пуговицы!»
Ее взгляд встретился с его глазами и задержался на несколько секунд. А потом она начала меняться в лице.
«Она же невыразимец! Для нее прочитать твои мысли — раз плюнуть».
Ее рот слегка приоткрылся, превратившись в маленькую букву «о», глаза расширились и смотрели сейчас совершенно по-детски, ошеломленно, кровь сперва отлила от лица, так, что побелели щеки, а потом, по мере того, как она осознавала, что увидела, прилила вновь, и ее лицо начало потихоньку становиться пунцовым. Она отвела глаза и отступила на шаг, опустив голову, машинальным движением сдвигая отвороты халата. В этот момент он подумал, что ему пришел конец. У него не было никаких оправданий. Ни одного. Не было и не могло быть. Что бы она сейчас ни сказала ему, какие бы упреки не обрушила, он должен был просто молча принять и согласиться. У него не было права даже попросить прощения.
— Гарри, я не хотела, — выдавила она из себя, положив руку на грудь, — прости, это вышло машинально. Я… боже, но у тебя это было настолько на поверхности! Я едва взглянула и там… — она покачала головой. — Я и представить не могла…
— Прости…
— Нет, это ты меня прости! Я виновата, бегаю тут перед тобой как… как…
— Нет, это я должен был быть сдержанней…
— …Ты же мужчина, неудивительно, что ты реагируешь…
— …Я не имел права думать о тебе так…
— …Наверное, я всё время тебя провоцировала…
— …Мне так жаль, что оскорбил тебя таким образом…
— …Я никогда не думала, что могу заинтересовать тебя в этом смысле…
— …Если бы я мог как-то этого избежать…
— …Если бы я только могла предвидеть, что ты так отреагируешь…
«Мерлин, что они несут?!»
— Гермиона! — сказал он громко, останавливая этот растерянный лепет. Она вздрогнула и рискнула взглянуть на него. Щеки горели ярким румянцем, руки блуждали где-то у шеи, пальцы перебирали отвороты халата, загибая их внутрь.
Всё стало ясно. Вот теперь, прямо в этот момент. Он еще не сформулировал это понимание, это должны были сделать те слова, которые он собирался сказать, но ясность пришла сразу, в один миг, и он поразился, до чего простыми, порой, бывают вещи, которые не замечаешь долгие годы.
Он встал.
— Гермиона, пожалуй, до меня сейчас кое-что дошло…
После такой его фразы она должны была отпустить какую-нибудь ироническую реплику, но ей было не до реплик. Он редко когда видел ее такой испуганной.
— Я обвинял себя, когда смотрел на тебя таким образом. Я знал, что не должен был. Это было гадко. И не только по отношению к тебе. Но я думал, что это просто неудовлетворенность, что она пройдет, когда Джинни, наконец, вернется. И вот она вернулась, а это не прошло…
— Это я виновата…
— Подожди! Конечно же, ты тут совсем не виновата. Просто… просто это был последний кусочек головоломки, последний фрагмент паззла.
— О чем ты?