Визариум. Проникновение миров

Двое спустившихся в холл – мужчина и женщина растерянно переводили взгляд с крутящейся за окном вьюги на безнадёжно запертое окошко гардеробной, а потом метнулись к цветочным кадкам и задымили. Поминутно оглядываясь, они быстро и тихо о чём-то говорили. Слов фикус не понимал, но люди и так хорошие, вдвоём стали ещё лучше. Казалось, вокруг них вместе с дымом витает нечто вечное и прекрасное. Фикусу даже показалось, что у него на ветвях отрастают яблоки, а зима за стёклами становится африканской весной. А потом раздался грубый голос.

Третий человек, мордатый и нехороший, наступал на двоих ослушников, с наслаждением грозя им непонятными вечнозелёному дереву, но, несомненно, страшными карами. Те пытались оправдаться, но мордатый был неумолим – он в отличие от фикуса хороших людей терпеть не мог, особенно если те счастливы. Фикуса это возмутило до глубины души. Он захотел помочь, как же он захотел помочь!

В воздухе запахло дымом, мужчина, пытавшийся всунуть мордатому какую-то рыжую бумажку, ахнул и схватил женщину за руку, а мордатый, выпучив глаза, уставился на кадку, в которой сыпал искрами и выдыхал горьковатый терпкий дым возмущённый фикус. Больно ему не было, скорее приятно, но самым приятным было, что рядом, держась за руки, вдыхали всей грудью дым двое хороших людей и лежал в глубоком обмороке плохой.

Говорят, фикусов восемьсот видов, но на самом деле их восемьсот и один. Фикус африканский огнедышащий любит хороших людей, и любовь его горяча и действенна.

Анна Дербенёва Абсолют

Дай мне вздрогнуть в тяжких лапах,
Пасть и не подняться вновь,
Дай услышать страшный запах,
Тёмный, пьяный, как любовь.

Н. Гумилёв. Невеста льва

1. Ольга

Тьма накрывает её.

Не пугает, нет. Она слишком хорошо знает это место. Сладкие запахи сухих цветов, примесь сырости и кирпичная пыль. Каземат Ольги, второй дом. Именно здесь все когда-то началось. Здесь же её спасут, утешат и согреют душу. Нужно лишь скорее пересечь границу, недоступную человеку. Коснуться ровной зеркальной глади…

Ольга летит вниз считаные секунды.

За это время, как в замедленной съёмке, перед глазами проносится жизнь.

Там, наверху, остался красивый двухэтажный дом семьи художника Белорецкого. После свержения царя в Петербурге стало неспокойно, а художник привык жить на широкую ногу и не расшаркиваться с рабочей массой. Он сохранил традицию богемных встреч, на которых люди с ясными лицами в красивой одежде читали стихи о любви и справедливости. Днём гости выбирались в ближайший лес на пленэр, ходили по грибы да ягоды. А вечерами играли в преферанс, фанты и пили крепкие напитки под уютный треск камина.

Маленькая Ольга не видела всего этого. Она была воплощением позора семьи художника Белорецкого, скелетом в фамильном шкафу. А скелеты напоказ не выставляют. Мать Ольги, сестра художника, почила рано. Отца никто не знал.

Девочка жила в подвале с девяти до четырнадцати лет, покидая его в исключительных случаях. Для художника, его истощённой модными диетами жены и дочери Лизы осталось загадкой, как у узницы не случилось нервного расстройства и прочих отклонений. Суеверная экономка Маша усердно крестилась, завидев пленницу в добром здравии. Животные – и те нервничали в присутствии Ольги. Сторожевые псы, издали учуяв её, глухо рычали, а побитая жизнью кляча садовника храпела и порывалась встать на дыбы.

И только гости пребывали в полном неведении. Иначе их бы тоже не на шутку озадачило, как девочка умудрилась вырасти румяной и приветливой без солнца, в сырости и тесноте.

Сначала Ольга и сама считала, что окончит дни в каменном мешке.

Со временем она научилась видеть во мраке. Все предметы комнатки-кельи были тщательно изучены. Матрас у стены, мышиная нора в углу, стены с выступающими кирпичами. За углом – скромная уборная и кран с холодной водой.

Ольга не скучала в одиночестве. Так уж её приучила мать, увлечённая личной жизнью больше, чем дочерью. Ольга умела занять себя. К примеру, любила читать. Правда, в подвале не водилось книг.

Тогда девочка придумала увлекательную игру. Закрывала глаза, ощупывала предмет и описывала его запах. Кирпичи, алюминий, обойный клей – без разницы, лишь бы убить время, тягучее, как мазут. Она слышала запахи картошки из соседнего погреба. Знала, как пахнет шёрстка мыши. Однажды поранившись, изучила солёно-металлический запах крови.

Но вскоре и этого стало не хватать. Тогда Ольга принялась вспоминать запахи из вольного детства. Полынь в широкой крымской степи, аромат морской пены, жареная свёкла на кухне, запах жасмина в парфюме матери.

Любимая игра настолько увлекала, что девочка часами проговаривала вслух сочетания, которые приходили на ум. И всё же плен делал своё дело. Память притуплялась и часто не могла восстановить мгновения, прошедшие вскользь. Однажды Ольга забыла аромат цветка ириса. Просто не смогла вспомнить. И заплакала, поддавшись минутной слабости.

В тот день она осознала, что не одинока.