Витторио Страда о романе В. Кочетова «Чего же ты хочешь?»

Об этом эпизоде вспоминает в своих мемуарах Михайловский, известный теоретик народничества. Произошел он в 1843 году. Греч написал в знаменитое третье отделение канцелярии его величества (политическая полиция, созданная Николаем I) донос на журнал «Отечественные записки» (тогдашний «Новый мир»), в котором сотрудничал Белинский. Но он, видимо, потерял чувство меры, ибо 3-е отделение с презрением отклонило донос Греча и ответило ему в неприятном для него тоне. Тогда в дело вмешался Булгарин. Он напечатал в «Северной пчеле», что Краевский (издатель «Отечественных записок») оскорблял и унижал Жуковского, невзирая на то, что Жуковский — автор национального гимна «Боже, царя храни!». Но и выступление Булгарина не имело успеха. Как раз тогда в цензурном комитете было принято решение принять меры против оскорблений, практиковавшихся в писательской среде. Председатель комитета, князь Волконский, дал знать Булгарину о принятом решении. Булгарин вышел из себя и написал Волконскому полное угроз письмо, в котором сообщил, что «существует партия масонов, поставившая себе целью свергнуть существующий строй и что представителем этой партии является журнал «Отечественные записки», а цензура благоприятствует им». Булгарин напал на бедного цензора Волконского и дошел до того, что потребовал создания специальной комиссии для расследования этого дела, перед которой он выступил бы в роли «доносчика, разоблачившего партию, расшатывающую веру и трон». Он просил государя разобраться в этом деле, «а если Государь не захотел бы основательно разобраться в этом деле, или если бы Государя не поставили в известность о его, Булгарина, доносе, то последний обратится к королю Пруссии с просьбой довести до сведения государя императора обо всем, что Булгарин хотел донести во имя защиты самого монарха и его царства».

У Кочетова нет необходимости прибегать к такого рода угрозам. Впрочем, к какому королю Пруссии он смог бы обратиться?[6] Но и он, подобно Булгарину, мог бы в конце письма воскликнуть: «Не позволю, чтобы цензура надела на меня намордник, как на собаку!» (Позволил бы, ох, как позволил бы…).

Народник-либерал Михайловский, хороший продолжатель русской революционно-демократической традиции, доведенной ныне до крайности, иронически комментирует:

«…Эти господа обычно становятся в позу «больших роялистов, чем сам король», и в их смешных поисках высшей инстанции, куда они могли бы обратиться с жалобой, чтобы доказать свое благородство, полагаются на самих себя. Они сами составляют эту высшую инстанцию и, подобно Булгарину, с занимаемых ими исключительных позиций черпают гражданское мужество, чтобы сказать: «Не позволю, чтобы цензура надела на меня намордник, как на собаку». Намордник для всех, только не для них».

Весьма любопытен ответ Николая I Булгарину на его письмо. Возвращая это письмо шефу жандармов Бенкендорфу, царь сказал: «Сделай так, будто я ничего об этом не знал и не знаю». В другом случае, когда группа лиц обратилась в министерство внутренних дел с жалобой на писателя Маркевича по поводу его статьи, напечатанной в «Библиотеке для чтения», Николай I написал: «Если в статьях, напечатанных в «Библиотеке для чтения», содержится ложь, то следует дать опровержение литературным путем, не прибегая к оскорблениям».

Мы не намерены считать Николая I, который в избытке пользовался жандармами, либералом или предлагать его культурную политику в качестве образца. Но если судить о нем в свете наших дней, то нельзя не признать, что этот деспотический царь обладал кое-каким незначительным здравым смыслом…