Витте

«Вследствие ли постоянного и всюду громко повторяемого им с этих пор убеждения, что с революцией шутить нечего и что необходимо принимать по отношению к ней самые крайние меры строгости, или вследствие того, что в качестве администратора московский генерал-губернатор находился в ближайшей связи с Министерством внутренних дел и отчасти даже в подчинении к нему, но имя П. Н. Дурново стало все чаще упоминаться рядом с именем Дубасова как победителя московского восстания, причем роль Витте в этом эпизоде совершенно стушевалась; даже, напротив того, брошенные Витте кстати несколько фраз о том, что, хотя строгость в соответственное время и по обстоятельствам необходима, но что на ней одной выезжать нельзя, побудили придворные и реакционные круги утверждать, что Витте либерал, опасный в данную минуту, а что настоящий спаситель Отечества — „молодец“ Дурново, понимающий, что шутить теперь нельзя, а надо действовать, „не жалея патронов“», — по свежим следам событий записал граф И. И. Толстой¹³².

Отношения С. Ю. Витте и П. Н. Дурново в ноябре и декабре 1905 года посторонним наблюдателям казались совершенно странными. Дурново возражал почти против каждого предложения Витте, находя всю затею с конституцией совершенно несвоевременной; его длинные выступления по поводу назначения губернаторов или объявления отдельных местностей на положении усиленной охраны казались С. Ю. Витте обструкцией и положительно выводили его из себя: он совершенно перестал стесняться в выражениях, бывал груб, доходя иногда фактически до крика. При всем при этом на каждом заседании он давал понять присутствующим, что чрезвычайно ценит административный опыт Дурново и очень нуждается в его советах. «До января 1906 года взаимные отношения эти имели такой вид, что Витте держит Дурново в руках и что, пользуясь его полицейской опытностью, он направляет ее в нужную ему сторону, а Дурново, хотя и брыкается, но, подчиняясь более сильной воле, не решается идти прямо против председателя и если и повертывает иногда дела по-своему, пользуясь своими частыми всеподданнейшими докладами, то делает это с оглядкой и считаясь с опасным для него политическим противником»¹³³.

***

После подавления вооруженных восстаний в Москве и в других городах (Ростове и Новороссийске) на повестку дня встали другие задачи. 23 декабря председатель правительства направил императору доклад, где подчеркивалось, «…что революционеры на время везде сломлены. Вероятно, на днях общие забастовки везде кончатся. Остаются остзейские губернии, Кавказ и Сибирская дорога. По моему мнению, прежде всего нужно разделаться с остзейскими губерниями. Я целым радом телеграмм поощрял генерал-губернатора действовать решительно, но там, очевидно, мало войск. С этими силами трудно справиться, вследствие чего я ему еще вчера ночью телеграфировал, что, ввиду слабости наших войск и полиции, для поднятия авторитета власти необходимо с кровожадными мятежниками расправляться самым беспощадным образом»¹³⁴.

Головную боль у С. Ю. Витте вызывал беспорядок, воцарившийся на Сибирской дороге. Там революционные комитеты сами решали, кого возить, а кого нет, какие телеграммы передавать по назначению, а какие не передавать. Между тем требовалось как можно скорее перебросить армию из Китая в Европейскую Россию, к новым местам постоянного расположения.

По настоянию С. Ю. Витте его правительством был разработан новый план дислокации армии. Если ранее доблестная российская армия предназначалась для борьбы с врагами внешними и потому размещалась поблизости от государственных границ страны, то теперь главным стал враг внутренний. Войска предстояло разместить в зонах внутренних конфликтов, с тем чтобы не столько гасить эти конфликты, сколько предупреждать самим фактом присутствия крупных воинских частей. Эта затея премьера, по свидетельству военного министра А. Ф. Редигера, вызвала сильнейшее неудовольствие царя, очень ревниво относившегося к своим прерогативам верховного вождя русской армии и флота.

Кадровые полки из Маньчжурии не возвращались, а прибывали только запасные части. Н. П. Линевич опрометчиво пообещал им, что к началу весеннего сева они будут дома. Деньги демобилизованным солдатам выдавались в Харбине сразу на весь путь, их пропивали сразу же, на Харбинском вокзале, затем продавали солдатский скарб, а когда продать больше нечего было, голодные деморализованные толпы запасных громили и грабили вокзалы, пристанционные буфеты и поселки железнодорожников.

Капитан А. И. Деникин, будущий вождь белогвардейской Добровольческой армии, время с ноября 1905-го по январь 1906 года провел в поезде на Сибирской железной дороге, пробираясь из Маньчжурии в Петербург. В Иркутске ему пришлось прожить несколько дней, так как из-за забастовок и расстройства движения там скопилось до 30 воинских эшелонов и несколько пассажирских поездов. На дороге было чрезвычайно трудно достать продовольствие, и А. И. Деникин с его товарищами жили только теми запасами, которые удалось приобрести в Иркутске¹³⁵.