Витте

6 и 7 августа был перерыв в заседаниях. 6 августа барон Р. Р. Розен был срочно вызван к президенту США. Выяснилось, что Т. Рузвельт предложил свое посредничество. Утро 8-го прошло в лихорадочном ожидании ответа из Петербурга на последнее предложение японцев и компромиссный план Рузвельта. Репортеры пытались проникнуть к С. Ю. Витте, и слугам с большим трудом удалось отстоять неприкосновенность его жилища.

8 утренних газетах была напечатана телеграмма из Лондона с известием, что на совещании в Петергофе японские предложения были отвергнуты. Днем оба главных уполномоченных от России в сопровождении И. А. Коростовца ездили в купальное местечко Йорк-Бич и там провели в разговорах большую часть дня. «По возвращении в гостиницу нашли телеграмму графа Ламздорфа с подтверждением лондонского известия о решении в Петербурге признать японские предложения неприемлемыми. Таким образом, дело идет, по-видимому, к прекращению конференции. Витте отнесся к этому известию наружно совершенно хладнокровно и ушел обедать в свою комнату»⁹⁹.

Поползли слухи: кто-то сообщил, что японцы вернули гостинице взятый напрокат несгораемый шкаф; другой — что И. П. Шипов и еще кто-то из членов русской делегации забрали свое белье из стирки.

9 августа в 10.30 Витте, Розен и Набоков направились для встречи со специальным посланником президента. Заседание конференции было перенесено на 10 августа под предлогом, что протоколы для подписания еще не были подготовлены. С. Ю. Витте наружно держался просто, самоуверенно, всех принимал, всех выслушивал, отвечал на все вопросы и всем импонировал своим умственным превосходством. Можно только догадываться, какие кошки скребли у него на душе — в инструкции, полученной С. Ю. Витте 9 августа, ему предписывалось прекратить переговоры, если японцы не откажутся от своих «чрезмерных притязаний». Однако в качестве мотивировки разрыва переговоров предлагалось выставить не требование уступки Сахалина, а притязания на контрибуцию. Идеей, подкинутой ему из Петербурга, первый уполномоченный российской делегации блестяще воспользовался.

10 августа, перед началом заседаний, он составил телеграмму графу В. Н. Ламздорфу в ответ на вчерашнюю, обращая его внимание на то, что в случае отказа от компромисса, предложенного японцами, против России будет все общественное мнение Европы и Америки. Содержание телеграммы было доведено до сведения русской делегации, после чего С. Ю. Витте поставил на голосование вопрос: посылать ее или нет? Против был лишь барон Р. Р. Розен. Телеграмма была отправлена.

На заседании барон Ю. Комура передал С. Ю. Витте официальное предложение последних возможных уступок, сделанных еще 5 августа частным образом. Обсуждая тему, С. Ю. Витте вроде невинно спросил своего визави, как бы он отнесся к тому, если бы Россия отказалась от острова, а Япония — от контрибуции. Ю. Комура ответил, что военное вознаграждение необходимо при любых обстоятельствах. Маневр С. Ю. Витте оказался очень удачным — в случае разрыва переговоров весь мир бы увидел, что Япония воюет только ради денег, а вовсе не из тех возвышенных принципов, которые ею неоднократно декларировались. Следующее заседание было отложено до 13 августа.

«Вечером Витте спустился в гостиную, чтобы послушать игру Ганзена на рояле. Это настоящий артист! Американцы, видя, что в гостиной одни русские, остались на террасе и слушали музыку через окна, несмотря на то, что мы приглашали их войти»¹⁰⁰.

Получив телеграмму с запрещением дальнейших уступок, С. Ю. Витте решил, что заседание 13 августа будет последним. Утром 13 августа он позвал секретаря делегации и поручил ему заплатить по счетам гостиницы, так как он полагал, что переговоры окончатся разрывом и придется уезжать.

Заседание началось около 2 часов с совещания послов. «Когда нас позвали в зал, Витте казался сумрачным. Японцы же имели довольный вид»¹⁰¹. Комуре было объявлено, что японское предложение о последнем возможном компромиссе отвергнуто. В ответ на вопрос Комуры, на что бы они согласились, Витте и Розен по своей инициативе заявили: щедрая компенсация за содержание военнопленных, лечение раненых и больных плюс половина Сахалина без какого бы то ни было вознаграждения. Русские уполномоченные предупредили, что они пришли на заседание, чтобы прервать переговоры. Из объяснений С. Ю. Витте на закрытом совещании уполномоченных Ю. Комура сделал вывод, что надежды на изменение царского решения нет никакой¹⁰². Николай II, похоже, верил, что русская армия в Маньчжурии сильнее японской и что победа не за горами. Ю. Комуре еще не было известно, что в тот самый день Николай II принял американского посланника, которому удалось склонить русского императора к уступке половины Сахалина без контрибуции.