Витте

30 июля после завтрака секретарь делегации засел за расшифровку полученных телеграмм. В одной из них высказывалось высочайшее повеление отказаться по пяти японским предложениям: о Сахалине, контрибуции, Южноманьчжурской железной дороге, военно-морских судах и рыболовных правах. «Как-то странно читать телеграмму с указаниями по вопросам, которые уже решены здесь третьего дня самим Витте. Непонятным представляется, почему в числе неприемлемых условий значится также уступка южноманьчжурской ветви и предоставление рыболовных прав на нашем побережье. По-видимому, в Петербурге думают, что японцы хотят мира во что бы то ни стало и готовы на все уступки, или же там хотели поставить Витте и Розена в затруднительное положение. Во всяком случае, если в Петербурге рассчитывают на последнее, то ошибаются. Насколько я мог заметить, петербургская несговорчивость не произвела на Витте серьезного впечатления»⁸⁵. Тут же шифрованной телеграммой полетело сообщение, что ответ русской делегации уже отослан японцам.

Большую часть отсылаемых телеграмм С. Ю. Витте писал сам, в перерывах между заседаниями, прямо на глазах у секретарей. Лишь иногда он просил оставить его в комнате одного и не говорить слишком громко.

Из 12 японских условий 6 и в Портсмуте, и в Царском Селе были признаны неприемлемыми: 4 — в абсолютном смысле, 2 — в относительном, то есть предусматривающими переговоры. Пункт 8 в той его части, где говорилось об исключительно мирном использовании КВЖД, Царским Селом был отклонен.

После завтрака перед началом переговоров И. А. Коростовец был послан в гостиницу за инструкциями. С. Ю. Витте попросил его также разузнать время отбытия ближайших пароходов, потому что «…на днях, верно, придется уезжать»⁸⁶. И. А. Коростовцу показалось, что он совершенно искренне думал, что японцы прервут переговоры из-за отказа по главным, на его взгляд, пунктам.

Барон Р. Р. Розен был доволен неуступчивостью С. Ю. Витте. Он ожидал противоположного — как-никак С. Ю. Витте имел репутацию стойкого приверженца мира с японцами. Набоков и Коростовец думали, что шансы на мир велики: ведь не стал бы Т. Рузвельт понапрасну рисковать своей репутацией, если бы не знал наверняка, что шансы договориться у противников все же имеются. И. П. Шипов заключил с И. А. Коростовцом пари, что мира не будет.

Из членов русской делегации лишь Ф. Ф. Мартенс к переговорам относился резко отрицательно в целом. Он все время повторял, что они ведутся с нарушениями дипломатических традиций. По предположению И. А. Коростовца, профессору не улыбалось быть простым спутником планеты по имени С. Ю. Витте. Он предпочел бы роль наставника малоопытного в дипломатических ухищрениях руководителя русской делегации. Ее профессор не получил, оттого и раздражался.

Когда И. А. Коростовец вернулся из гостиницы (она находилась от места переговоров на расстоянии 30 миль), переговоры продолжались — японцы, как было видно, решили их не прерывать. В полном разгаре был спор вокруг Кореи — С. Ю. Витте настаивал на гарантиях того, что ее территория не будет использоваться для агрессивных действий против России. Глава русской делегации нервничал, японцы тоже, и секретарю русской делегации показалось, что японская сторона намерена сорвать переговоры. Заседание затянулось до 19 часов.

1 августа заседание началось с обсуждения статьи об эвакуации Маньчжурии, передаче ее китайской администрации и о железной дороге. Читаем запись в дневнике секретаря русской делегации: «Барон Ю. Комура говорит отдельными фразами, останавливаясь после каждого предложения, чтобы дать возможность перевести. Перед ним документы, по которым он справляется. Перед Витте нет никаких справок, кроме инструкции министерства и белой бумаги. Витте отвечает также спокойно, но как бы по вдохновению, причем речь его не так плавна и закончена. Он приводит иногда неожиданные доводы, видимо, не предусмотренные японцами. Барон Ю. Комура обнаруживает добросовестное изучение всех подробностей, он менее талантлив, но более подготовлен… Кроме того, он гораздо сдержаннее Витте, который не всегда может умерить природный пыл и прерывает барона Комуру… каким-нибудь колким возражением… Импровизации Витте не всегда удачны, особенно когда он увлекается и говорит больше, чем следовало бы. Например, при обсуждении вопроса о Сахалине, когда барон Розен стал настаивать на жизненной важности острова для Японии, Витте заметил, что, в сущности, Россия могла бы обойтись без Сахалина, но что по принципиальным причинам она не может делать территориальных уступок. Японцы, конечно, воспользовались этим lapsus linguae и при редактировании протоколов потребовали включения сказанного в протокол. Стоило некоторых усилий убедить их в неизменности такого включения, причем мы указали на то, что заявление было сделано между прочим и неофициально, и японцы высказывали подобные же частные мнения»⁸⁷.