Витя Коробков - пионер, партизан

— Ну, что, что, дядя Вася? У тебя незаурядные способности, а ты их губишь! Сегодня же поговорю с Николаем Степановичем. Да вот, кажется, и он сам.

Слепов повернулся к спускавшемуся по внутренней лестнице высокому человеку с темно-карими внимательными глазами.

— А это кто? — поинтересовался Славка. Ребята предусмотрительно отошли к противоположной стене.

— Директор картинной галереи. И художник, конечно, — шепнул Витя. — Знаешь, какой строгий! Я бы пошел в художественную Школу, здесь есть для ребят, при галерее. Да боюсь, не примет. Юра Алехин тут учится, рассказывает: требует — страх!

Директор подошел к Слепову, о чем-то с ним переговорил и направился к ребятам. Витя и Славка с особенным вниманием рассматривали висевшую напротив картину.

— Что, ребята, пленил вас наш художник? — раздался у них за спиной мягкий голос. — По глазам, вижу: понравилось.

Витя Молчал: он от волнения не мог вымолвить ни слова.

— Здесь интересно, — пришел Славка на выручку приятелю. — Только Витя говорит, что Айвазовский написал шесть тысяч картин, а я посчитал: всего восемьдесят.

— Еще в других залах есть, — вмешался Витя.

— Витя прав, — сказал художник. — У нас несколько залов, есть картины наверху. Но все равно, если даже собрать все, наберется только триста.

— Вот видишь! — обернулся к Вите Славка. — Триста.

— И все же Витя прав, — улыбнулся директор. — Айвазовский действительно написал шесть тысяч картин.

— А где же они? — не утерпел Славка.

— Если хотите, я вам расскажу…

— Расскажите, — горячо подхватил Витя. — Расскажите нам про Айвазовского. Мы Василия Акимовича просили, а он к вам посылает.

Директор рассмеялся:

— Ну что же: если даете слово внимательно слушать, так и быть — расскажу немного. Присаживайтесь.

Они уселись на стоявший у стены диван, и Николай Степанович начал свой рассказ.

ТЫ БУДЕШЬ ХУДОЖНИКОМ

— Айвазовский был великим художником. Но, как говорил Максим Горький, талант — это труд. Великий художник был и великим тружеником. Посмотрите кругом. Тут нет и двадцатой доли тех картин, которые создал Айвазовский. Он действительно написал за свою жизнь свыше шести тысяч полотен. Это гигантский труд. Где же эти полотна? Всюду. Их можно встретить в любой части света. Айвазовский писал картины здесь, в родной Феодосии, увозил их на выставку в Петербург, а оттуда они расходились во все страны мира. Их приобретали музеи, картинные галереи, частные лица. Пожалуй, не найдешь такой страны, в которой не было бы сейчас картин Айвазовского.

Вы, конечно, знаете, ребята, что Айвазовский — наш земляк. Он родился здесь, в Феодосии, в 1817 году. С малых лет все свое свободное время он проводил на море. Ловил рыбу, купался или сидел на берегу и часами наблюдал за причудливой игрой волн.

Другим, его любимым занятием было рисование. Но вот беда: у маленького Вани не было ни бумаги, ни красок. Однако это не останавливало мальчика. Мел и уголь заменяли карандаш. Заборы и стены домов использовал он вместо бумаги. Рисовал все, что попадалось на глаза… Сидел где-нибудь в укромном местечке и зоркими глазами наблюдал, что происходит вокруг. Пройдет по берегу одинокий рыбак с перекинутой через плечо сетью — смотришь, он уже изображен на белой стене дома. Через несколько минут рядом появляются фигуры купца, виноградаря. А потом — горы, окрестности родной Феодосии, берег моря, стоящие на рейде корабли.

Страсть к рисованию нередко доставляла мальчику неприятности. Однажды он нарисовал на стене соседнего дома берег моря и рыбаков, вытаскивающих сети. Хозяйка, накануне выбелившая хату, пришла в ярость. С криком и руганью ворвалась она к Айвазовским.

— Посмотрите, что наделал ваш сорванец. Или вы уймете его, или я подам в суд. Я буду жаловаться губернатору! Я вас заставлю дом красить!

Отец сурово наказал Ваню. С тех пор мальчик стал уходить на окраину города и рисовал на стенках заброшенных зданий, башен старой крепости, на камнях.

Работая над рисунком, он не замечал ничего вокруг. Он видел тогда только море, корабли, слышал свирепый вой ветра или тихие всплески волн. Может быть, потому и не заметил, как однажды к нему подошел высокий, опрятно одетый человек с острой черной бородкой и усами, с тростью в руке. Незнакомец долго наблюдал за мальчиком. В руке у Вани был уголь, он самозабвенно писал картину. Вот выросла старинная башня, появился берег моря, саженные волны яростно трепали одинокий корабль.

— Ты, видно, любишь рисовать, мальчик? — спросил незнакомец.

— Люблю, — ответил Ваня, не прерывая своего занятия. — Очень люблю. Давайте я вас нарисую, — обернулся он к человеку, единственному из взрослых заинтересовавшемуся его работей.

— А будет похоже?

— Ну а как же, — улыбнулся Ваня. — В точности. Вы знаете, я как-то тетушку Варвару нарисовал, соседку нашу. Так она неделю целую сердилась. Так похоже, было.

— О, значит, и я буду сердиться. Тогда лучше не рисовать.

— Не бойтесь, — уверенно сказал мальчик. — Я нарисую так, чтобы вы не сердились. Вот, смотрите. Ра-аз, два-а, три-и. Так. Вот здесь немножко. Теперь усы. Подрисуем море. А? Похоже?