Вишневый омут

— На небесах кальсоны не надобны. Там комбинезон да еще… как его… этот самый, скандфар…

— Скафандр, — уверенно подсказал Василий.

— Ну, это шапка такая круглая, стеклянная на голове, — начал было Капля.

— Не стеклянная, дед.

— А какая же, по-твоему? Ты что, Василий, уж не родственник ли Валюшке Терешковой али там самому Гагарину, а?

— Родственник не родственник, а знаю, — важно сказал Василий.

— А говорят, днями кто-то на саму аж Венеру полетит, — мечтательно объявил Капля.

— Враки, — сказал Васька. — На Луну еще надо сначала слетать.

— На Венеру, стало быть, не хошь? Боишься? Хм, — хмыкнул дед явно какой-то своей грешной мыслишке. — Ну, валяй на Луну, это поближе, побезопасней…

— Дед, — перебил вдруг Васька. — А помнишь, чай, как мы тут с тобой коровам хвосты крутили? А теперь на Венеру тебя потянуло. Ишь ты!..

Все смолкли. Где-то под самым Млечным Шляхом пророкотал реактивный самолет. Прочертил небо не то падающий метеорит, не то очередной спутник.

— Да, подкузьмил нас хлебец, — опять вздохнул Капля.

— А в Заволжье, говорят, урожай невпроворот.

— Стало быть, и мы не пропадем.

И снова все оживились, заговорили.

Василий глядел на небо и думал о чем-то своем, может быть, далеком, может быть, близком — кто его знает. Может, на какой-то из тех далеких и загадочных звезд тоже сидят где-то сейчас люди и думают все о нем же, о хлебе. А как же иначе?..

ВЕЧНЫЙ ДЕПУТАТ

Теперь уже не все в Выселках помнят, когда Акимушку Акимова впервые избрали депутатом. Во всяком случае, на его депутатской памяти сменилось не меньше полутора десятков председателей и такое же количество секретарей сельского Совета.

По профессии Акимушка — кузнец, единственный на все село. Кузнецом был его дед, был кузнецом и его отец, тоже Аким Акимов.

Акимушка-младший в кузне отца исполнял обязанности и молотобойца и горнового. Не тогда ли высельчане начали присматриваться к рослому, добродушнейшему пареньку, готовому в любой час и в основном безвозмездно исполнить любую их просьбу: одному подковать лошадь, другому смастерить ведро, третьему набить обруч на кадушку, четвертому ошиновать колесо.

После смерти отца Акимушка стал единственным хозяином кузницы. Ему помогали теперь его старшие сыновья.

Все, однако, заметили, что Акимушкино предприятие нисколько не обогащало хозяина, в то время как кузнецы в других селениях всегда были людьми большого достатка. Крыша на Акимушкиной избе прохудилась, жуткими ребрами стропил наводила уныние на прохожих, бросавших на нее мимолетный взор; починить избу, перекрыть было неколи: кузня забирала все время и все силы, нанять кровельщика тоже было не на что — Акимушка брал плату лишь за большие услуги, за малые не брал ни копейки. А так как малыми считались у него все те, о которых поминалось выше и с которыми главным образом и шли односельчане в кузницу, то и получалось, что Акимушка трудился для блага кого угодно, только не своего. Мужички, наиболее ухватистые и предприимчивые, такие, скажем, как Василий Куприянович Маркелов, унося от Акимушки какую-нибудь починенную вещицу, ухмылялись про себя: «Дуралей же ты, Аким! Стоишь возле деньжищ и не гребешь их пригоршнями!» Иногда советовали:

— Да бери хоть по пятачку. Не то пустишь семью по миру.

Акимушка отмалчивался, думая, в свою очередь: «Черта с два с вас возьмешь! Приучил вас так — все бесплатно. А попроси семик — взвоете, живодером обзовете ай еще как, знаю я вас!» И не брал. И разорился бы. И вылетел бы в ту самую кузнечную трубу, из которой круглые сутки попыхивал душистый дымок, милый сердцу ковали. И скорее всего действительно пошел бы по миру со всей своей большой семьей, если бы не началась коллективизация.

Вздумай кто-нибудь сейчас поднять селянский архив и полюбопытствовать, кто первым подал заявление в колхоз, то этим первым оказался бы Акимушка Акимов. Он будто бы только и ждал этого часа: написал заявление задолго до общего собрания, отнес его уполномоченному райкома и тут же предложил свои услуги в качестве агитатора, хотя прежде ему не доводилось произнести перед обществом и пяти слов: работа кузнеца в длинных речах нисколько не нуждалась, напротив, требовала полной сосредоточенности.