— Жругр демон. Он — зло. Но на определенных этапах он охраняет наше государство. Так же как и государство нужно только на определенных этапах исторического развития. И наиболее сильное выражение воля Жругра получает при тиранах: Сталине, Николае I и пр. Однако полновластие Жругра это компромисс светлых и демонических сил. Светлые силы вынуждены прибегать к помощи уицраора, если стране грозит опасность со стороны других уицраоров. Пусть демоны дерутся между собой. Но этот компромисс обычно не длится слишком долго. Со временем уицраор выходит из-под контроля демиурга — великого духа и создателя нашей страны. Уицраор начинает питаться человеческими страданиями. В стране устанавливается жестокая диктатура, которая обычно кончается смертью уицраора. Или же смерть Жругра наступает от полного идейного истощения и забвения со стороны широких общественных масс, как это случилось с третьим «коммунистическим» уицраором.
— Да надо будет почитать этого твоего Андреева. Но сейчас-то что делать? Блейд все еще там. Похоже, парень всерьез собрался спасать мир.
— Ты представляешь, чем сейчас может кончиться война уицраоров, например Жругра и Стебинга? Давай пойдем к твоему Блейду. Пора вытаскивать его оттуда, пока он не натворил еще каких-нибудь дел, — сказал Лева.
— Мы не сможем попасть в тот мир. Во всяком случае, сегодня днем. Класс получит доступ к компьютеру только ночью.
— Ну и кликухи у вас! Прям братки какие-то! — удивился Лева.
— Молчи, бот, ни фига не прешь в рулезе! Давай лучше съездим к Блейду в больницу. Он просил проследить, чтобы его не похоронили раньше времени. Пойду позвоню Классу, пусть отвезет нас в этот институт мозга, — поднялся Дмитрий.
— Не надо Класса, он все равно не поможет. Поедем вдвоем, — попросил Лева.
Институт мозга нашли по телефонному справочнику. Оказалось да, такой пациент — Мирошенко Алексей Михайлович — у них действительно есть. Но к нему никого, кроме родных, не пускают.
— Фигня, пробьемся! — в Леве проснулся здоровый авантюризм. Васильев только хмыкнул.
— Когда придешь? Опять утром? — спросила Светлана, когда друзья стояли в прихожей.
— К другу в больницу. Надо навести товарища.
— Смотри, Васильев, я терпеливая, но…
— Света, я люблю тебя! Просто работа такая… сумасшедшая, — Дмитрий нагнулся и чмокнул Свету в щечку. — Я скоро!
Всю дорогу до «Лесной», где находился институт мозга, Лева увлеченно пересказывал Васильеву то, что у него осталось в голове после прочтения «Розы Мира» и разных философских семинаров, отдающих эзотерикой. Они сошли на «Лесной» и две остановки проехали на автобусе. Институт мозга располагался в четырехэтажном здании, облицованным темным камнем. Вокруг высилась чугунная ограда, и, казалось, было разлито то тоскливое чувство, которое непременно окружает больницы и морги.
— Все самые интересные мозги здесь, — невесело пошутил Лева, когда они подошли к больничной ограде.
Васильев поднял глаза на окна института. Окна смотрели на мир облупленными переплетами с серыми квадратами давно не мытых стекол, недружелюбно отталкивающих посторонние взоры. Обычно в больницах хоть кто-то стоит у окна (чем еще больным заняться) здесь же окна будто ослепли — ничего, кроме серого непроглядного стекла. У подъезда стояли несколько легковых машин, да старый больничный «Рафик» с красными крестами и зелеными полосами по белому борту. Явно маловато для работающего медицинского учреждения.
В холле больницы было пусто и тихо. Васильев просунул голову к маленькому окошку. Пожилая регистраторша нехотя оторвала взор от вязания.
— Нам бы повидать Мирошенко, — попросил Дмитрий.
— Не положено, — сухо ответила регистраторша. — К нему никого не пускают.
— Почему?
— Человек в коме, чего вам от него надо?
— А вы всех больных тут знаете? — спросил Васильев. Знания регистраторши его удивили.
— У нас не больница, молодой человек. Пациентов так просто не берем.
— А с кем поговорить, чтоб пустили? — протиснулся к окошку Лева.
— С главврачом, но сегодня его не будет. Завтра с утра.
— Ну хоть передать парню что-нибудь можно?
«Прием передач по вторникам и четвергам с 15.00 до 17.00» — регистраторша молча повернула к ним табличку.
— Облом, сегодня среда. А где лежит уважаемый господин Мирошенко? — Лева задал последний вопрос регистраторше.
— В седьмой! — буркнула регистраторша. — На стене список.
В списке действительно значился больной Мирошенко А. М. и прописан он был в палате N 7.
— Раз седьмая, значит, первый этаж. Пойдем хоть в окно поглядим, — рассудил Лева.
Они вышли на улицу. Окна первого этажа располагались достаточно высоко. Лева подсадил Васильева. Тот уцепился за железный подоконник и по карнизу двинулся от окна к окну.
— Ну что там? — время от времени нетерпеливо спрашивал Лева.
— Пока ничего. Лаборатории какие-то. Везде пусто.
— Странно, рабочий день вроде.
— В том-то и дело. Похоже, тут давно всех сократили.
Дмитрий добрался до угла здания и спрыгнул на землю.
— На первом палат нет, — заявил он.
— Давай обойдем с другой стороны, — предложил Лева.
— Увидят, — выразил опасение Дмитрий.
— Кто? Все пусто.