Вираж бытия

Глава 8

1926 год, май 7, Москва

Михаил Васильевич осторожно приблизился к двери.

За ней находилась небольшая лаборатория, что по его распоряжению организовали в Биохимическом институте Наркомздрава РСФСР. Еще в декабре.

Фрунзе в прошлой жизни не был химиком.

И биологом не был.

Просто как-то по очередной пьянке один из старых знакомых начал рассказывать, будто бы, попади он в прошлое, как «в этих самых книжках», то добыл бы пенициллин как нечего делать.

– Даже в палеолите?

– Нет, ну без микроскопа никак. А остальное неважно.

Слова его тогда задели.

Разговорились.

В сущности, Фрунзе мало что понял из объяснений, кроме главного – плесени какой-то особой не нужно. Точнее не так. Не нужно бегать за среднеазиатской тыквой, чтобы получить искомый продукт. Достаточно брать плесень нужного рода из окружающего пространства и проводить простейшие тесты. Бросать в чашку Петри с колонией какого-нибудь вредной бациллы «кусочек» плесени. И смотреть – как далеко от нее эта гадость выжила. Это расстояние и есть – сила антибиотического действия. Собственно, под эту задачу нарком и создал эту маленькую лабораторию с пятью студентами-лаборантами.

– Михаил Васильевич, – раздался голос из-за спины. – Вы к нам?

Он обернулся и увидел Ермольеву, начальника отдела биохимии микробов этого института. Она то эту лабораторию и курировала.

– Да Зинаида Виссарионовна, к вам.

Она улыбнулась и протянула руку. Но не для поцелуя, как в царские времена, а для рукопожатия. Так в те годы было принято в среде прогрессивных женщин. Что нарком и сделал, хоть и испытал при этом неловкость. Было в таких рукопожатиях дамских ручек что-то не правильное на его взгляд, как и в поцелуях мужчин взасос Леонидом Ильичом…

Вошли в лабораторию.

Несмотря на внезапность визита, никто не бездельничал. Может быть случайность, но на первый взгляд – все занимались делом.

– Какие-нибудь успехи есть?

– Как ни удивительно, но имеются.

– Почему удивительно?

– Я изначально была против. Вы это не знаете, но я пыталась до последнего отстоять своих людей, чтобы их не занимали «черт знает, чем». Не удалось. К счастью.

– Вы уже смогли выделить антибиотик?

– Как вы сказали? Антибиотик? Не знаю, что это, но звучит интересно. И да, вполне подходит под действие плесени. Некоторых ее видов. Мы их сейчас отбираем для дальнейших исследований.

– То есть, тот «чокнутый ученый», который мне «заливал», будто бы научился делать препарат от воспаления легких и заражения крови – не врал?

– Судя по всему. Жаль только, что вы так мало всего запомнили.

– Сколько еще вам понадобится времени?

– А сколько нужно времени, чтобы что-то открыть? – ответила она с усмешкой. – Мы пока первый шаг сделали. Выделим колонию самую подходящую. Проверим все. Придумаем, как ее вводить в больной организм. Проведем испытания на добровольцах. И только после начнем работать над массовым производством. Вы ведь об этом спрашиваете?

– Об этом. И в какие сроки вы этот результат прогнозируете?

– Никогда над этим не задумывалась.

Рядом суетились лаборанты.

Фрунзе пригляделся.

Они действительно занимались делом, а не создавали видимость. Чем-то напоминая роботов, раз за разом повторяющих одинаковые процедуры. Ведь требовалось подготовить массу чашек Петри с подходящими колониями. Прокапать плесенью. Замерить результат через отведенные промежутки времени. При этом все фиксируя. Тщательно и скрупулезно…

– Хотя бы примерно? – вновь, после очень долгой паузы спросил нарком. – Поймите меня правильно. Я не давлю. Но у Союза растет внешняя угроза. Мы подозреваем через год-полтора-два возможные провокации. В том числе и сопряженные с боевыми действиями. И от наличия действующего антибиотического препарата будут зависеть жизни многих тысяч красноармейцев.

– Понимаю, – максимально серьезно ответила Зинаида Виссарионовна. – Мы сделаем все возможное. Но обнадеживать пустыми обещаниями я не хочу.

– Хорошо. – с явно недовольным лицом ответил Фрунзе.

– Поймите меня правильно. – поспешно добавила она. – Я могу посчитать время для ординарной ситуации. Количество опытов плюс-минус предсказуемо. А если что-то пойдет не так? А если мы столкнемся с какими-нибудь побочными эффектами? Все это слишком непредсказуемо.

– Если все пойдет ординарно, то, сколько?

– Полгода, не меньше. Но я бы ориентировалась на год или даже полтора…

Пенициллин был открыт в 1928 году Александром Флемингом. Совершенно случайно. Из-за попадания спор плесневого гриба из внешней среды в колонию бактерий. Ветром надуло. Статья его об этом открытии вышла в 1929 году, однако была встречена без энтузиазма. Обычно говорят, что из-за неспособности выделить нужный вид плесени и его промышленного производства. Но забывают уточнить, что Флеминг не сильно-то и старался. Работал над этим вопросом преимущественно один и в свободное от других задач время. Нередко с перерывами в один-два года. Ведь первая статья о антимикробном действии плесени пенициллина вышла еще в 1913. Так что, ничего революционного для научного мира в его открытии не было.