Вираж бытия

Войск перебросить в нужном объеме не смог. И понимая, что дело швах предпринял нестандартный ход – мобилизовал рабочих с ближайших предприятий. И выдвинул их к рубежу обороны.

Ну а что? Вполне в духе Гражданской войны.

– И зачем ты это сделал?

– Как зачем? – не понял Ворошилов.

– Ты оторвал людей от работы. Лишил заработка за неделю.

– Но я закрыл первый рубеж обороны.

– Чем? Рабочими? Они даже не вооружены. Одна винтовка на троих и пригоршня патронов. Кого они тут остановят? Стадо овец? Или может быть гусей?

Ворошилов ничего не ответил. Молча нахохлился и исподлобья уставился на своего начальника.

При дальнейшем разборе выяснилось, что Климент много где еще «наломал дров» и во многом усугубил и без того плачевную ситуацию. Он пытался лично присутствовать и подгонять людей. Из-за чего те начинали суетиться и проблемы только увеличивались. Особенно в плане организации логистики и снабжения.

Строго говоря Ворошилов никогда и не был хорошим «водителем войск» и полевым командиром. Организатором-агитатором – да. Вот пойти на завод и вывести из него несколько батальонов рабочего ополчения – это он всегда пожалуйста. В собственно же военных делах он как был дубом в Гражданскую, так им и остался. В том числе и в таких базовых вещах как организация марша войска. Да и в хозяйственно-административной деятельности ничего не смыслил. Ибо, заменив в начале 1925 года бестолочь Муралова на посту начальника Московского военного округа, не сделал на этом посту практически ничего. Хотя разлад там был феерический. Разве что какую-то кадровую чехарду затеял, подчищая людей предшественника с ключевых постов.

Зато Климент Ефремович прекрасно чувствовал конъюнктуру политического момента и знал с кем дружить… В оригинальной истории это ему очень сильно помогло. И он смог «отбывать номер» на посту наркома сначала по военным и морским делам, а потом и обороны почти пятнадцать лет. Здесь же что-то пошло не так…

Кроме фиксации данных комиссией, Фрунзе распорядился в первый же день учений проводить ежедневные вылеты с Ходынского поля. В самолеты Р-1 сажали привлеченных фотографов. И те производили фотографировали продвижения войск, аварий и так далее. Каждый вечер фотоматериалы сдавались в Штаб РККА, специальной группе, созданной для этих целей. Анализировались и обобщались вместе с отчетами, поступающими от руководства Московского военного округа. И утром в виде краткой выжимки представлялись Фрунзе.

Напряженное дело.

Много самолетовылетов.

Зато теперь любому можно было заткнуть рот, в случае если станет о чем-то там возмущаться. Да и опыт такой разведки был крайне важен. Михаилу Васильевичу очень хотелось понять – справятся ли ребята или нет.

Справились.

На троечку.

Но даже это – хлеб. Ибо ожидания у него были куда скромнее.

И вот, ближе к вечеру, когда уставший нарком отошел чуть в сторонку, к нему приблизился Лев Давыдович Троцкий. Он также входил в комиссию. И теперь, видимо, намеревался о чем-то с наркомом поговорить.

– Выслуживаешься? – тихо спросил он.

Фрунзе к нему повернулся. Попытался найти на лице хотя бы тень улыбки. Потом огляделся – не подслушивает ли кто его. И произнес:

– Просто пытаюсь выжить.

– В каком смысле? – удивился сбитый с толку таким ответом Троцкий.

– Ты ведь знаешь, что по Москве ходят слухи, будто бы ты меня хотел убить. Там. На операционном столе. Точнее твой человек.

– Вздор!

– Вздор. Но вот беда – Владимир Николаевич Розанов, который хирург, является полным тезкой Владимира Николаевича Розанова, который… не ты знаешь. Но разве толпе это объяснишь?

– К чему ты клонишь?

– Само покушение на убийство совершал анестезиолог, Алексей Дмитриевич Очкин. Он, кстати, пропал. Что ты про него знаешь?

– Ничего.

– А зря. В годы Гражданской он служил главным врачом хирургического госпиталя в 1-ой Конной армии Буденного. Интересно?

– … - Троцкий грязно выругался.

– Ты слишком невнимателен к людям. – вяло улыбнулся Фрунзе. – Я был тоже невнимателен. Ты ведь помнишь – Иосиф настаивал на операции. Говорил, что это важно и нужно. Не так ли?

– Конечно.

– И поставил анестезиологом своего человека. И… внезапно, этот человек совершает грубую ошибку, которую врачи трактовали как покушение на убийство. Он ведь опытный специалист. Он не мог так ошибиться.

– Он человек не Сталина, а Буденного.

– А чей человек Буденный? – повел бровью Фрунзе. – Но да это ладно. Это спорно. Но посмотри дальше. Мою супругу на следующий день после операции застрелили. Инсценировав самоубийство. Довольно грубо. Кто это сделал – не ясно. Однако следствие отнеслось к вопросу крайне халатно. И это следствие курировал Генрих Ягода, который после смерти Свердлова «прислонился» к Сталину, чтобы сохранить свое положение. Как ты видишь – прямых доказательств у меня нет, но косвенные…

– А то нападение бандитов?