Винсент, убей пастора

У брата Степана меня ждет уже и брат Володя, второй пресвитер

церкви пятидесятницы.

Он улыбается и протягивает мне свою теплую, мягкую руку.

Брат Володя кажется добрым и податливым человеком. По срав-

нению с ним брат Степан – настоящий Железный Феликс. Этот гар-

моничный тандем замечательно подходит для управления такой

сложной

и

живой

структурой,

как

эмигрантская

церковь

пятидесятников.

Мы спускаемся в подвал дома. Раньше, до того, как церковь брата

Степана стала арендовать здание, собрания проводились именно

здесь.

67

Стены подвала обиты войлоком, чтобы соседи не испугались кри-

ков и не вызвали полицию. Здесь ничто не помешает таинству

исповеди.

Начинаем с молитвы, чтобы Господь оградил от от нападок лука-

вого важное служение исповедания.

Братья-пресвитеры смотрят мне в прямо глаза. Пора начинать.

- Ты, братик, не смущайся, это дело хорошее, богоугодное, это

ведь ты Ему будешь говорить, а мы – так, посредники. Помолимся за

тебя, направим…

Брат Володя смотрит ласково.Он уже заранее отпустил мне все

грехи – я это чувствую. В отличии от него брат Степан насупил бро-

ви. Он напорист и тверд. Им бы в прокуратуру на пару махнуть. Ко-

лоть таких оболтусов, как я.

- Грешен ли ты?

- Ой грешен, ой как же я грешен-то!

Начинаю с самого начала, с детства, с того эпизода, который никак

не могу себе простить.

В классе во втором, услышал, что кошки приземляются на все че-

тыре лапы, как ты их не брось. Стало интересно – как же это они

умудряются?

Решил провести эксперимент.

Кошечка была рыженькая, с черными пятнышками на мягкой пу-

ховой шкурке. Удобно устроившись у меня запазухой , она доверчи-

во мурлыкала, поднимаясь со мной в лифте шестнадцатиэтажки.

Наверное думала, я ее подобрал, чтоб взять жить к себе домой. А ей

предстояло послужить науке. Моей науке.

Мальчик просто знакомился с окружающим миром.

Я вытянул в окно руки и отпустил…

Она и в правду, приземлилась на все четыре лапки.

Просто высота была большой, и видимо, она их сломала…

Теперь кошечка лежала передо мной и хрипела, кожа на шее лоп-

нула, но кровь почему-то не шла, а просто было видно мышцы и

связки какие-то.

А в глазах у нее стояли слезы, человеческие слезы..

- Воровал ли?

-Воровал, братья, еще как воровал! И в тюрьму за это загремел, и в

самой тюрьме воровал, и после воровал, и по сей день ворую!

68

- А убивать приходилось ли?

- Упаси Боже! Слава Богу, убивать не пришлось! Ну… кроме кош-

ки той…

- А ты знаешь, что и прерывание беременности к убийству

относится?

Брат Степан так смотрит на меня будто давно всю мою подногот-

ную, и ему просто хочется это услышать непосредственно из

первоисточника.

- Знаете… и это было…убивал…

С этим история вышла – ну просто придурацкая!

Есть болезнь такая детская – «свинка». По научно вроде «орхит»

называется… Да-да, точно – орхит, не дна ему не покрышки!

Так вот – если этой самой «свинкой» переболеть в розовом детстве

– то отделаешься легким испугом.

Меня же угораздило зацепить эту дрянь лет эдак в шестнадцать.

Неделю провалялся с сорокаградусной температурой, но самое у-

жасное и, одновременно унизительно-идиотское в этом положении

были… яйца!

Они распухли до размеров гигантских алматинских яблок, горели

огнём, и болели так что хотелось сдохнуть.

Лежать можно было только на боку, ходить ссать только в раско-

рячку и со слезами. А пришедший на зов айболит из районной кон-

сультации предрек, что все кончится на седьмой день, а вот детей не

будет уже никогда.

Яйца действительно приняли нормальные, принятые в приличном

обществе размеры на седьмой день, и я свято уверовал, что вторая

часть докторова постулата - истинна.

А в молодости отсутствие способности кого-либо обрюхатить – это

скорее благо, чем приговор. Так что с того самого дня я просто пере-

стал принимать предохранительные меры.

Чудеса это вещь всегда неожиданная и нежданная – поэтому и

чудеса.

Выйдя после последней отсидки, много-много лет спустя, я обос-

новался у институской подруги, на которой я однажды чуть не

женился.

Прошло много лет – она сильно изменилась, а может быть изме-

нилсяи я. После медового месяца жесткого секса, мы оба стали по-

нимать, что больше нас уже ничего и не связывает.

И тут она возьми, как на зло, да и залети…

69

Ни копейки у меня тогда за душой, не прописки, ни работы, ни да-

же второй пары брюк… да еще конфуз какой – я вроде как бесплод-

ный пустоцвет. На тебе. Забеременела.

Да и Ирка, похоже совсем не обрадовалась открывшимся перспек-

тивам, тем более у нее росла дочь от предыдущего, неудачного

брака.

Вот так мы и приговарили его (или ее?) –почти не обсуждая, бы-

стро, набегу, как само-собой разумеещеся, пряча друг от друга

глаза… Дело-то житейское…

Где кончается засыхающая на постелях сперма и начинается

убийство?

У пятидесятников на все готовые ответы – сперма не должна сох-

нуть, это грех, секс только для потомства, если Бог даст, ну а аборт

вообще грех страшнейший. Смертный.

Бог для какой-то Души начал тело лепить – а ты пришел и сломал

все, как злой ребенок в песочнице.

Так что загрузился тогда еще и на мокруху – рассказал все про а-

борт, опустив, конечно, про гигантские яйца – стыдно.