Позади меня открылась раздвижная стеклянная дверь. Я обернулась. На пороге стоял Огастус в штанах цвета хаки и летней клетчатой рубашке. Я вытерла лицо рукавом и улыбнулась.
– Привет, – сказала я.
У него ушла секунда на то, чтобы присесть на траву рядом со мной, и он не удержался от гримасы, довольно неуклюже приземлившись на задницу.
– Привет, – откликнулся он наконец. Я взглянула на него. Гас смотрел мимо, куда-то во двор. – Теперь мне понятна причина твоей хандры. – Он обнял меня рукой за плечи. – Старые унылые дурацкие качели.
Я боднула его головой в плечо.
– Спасибо, что приехал.
– Ты понимаешь, что, отдаляясь от меня, ты не уменьшишь моей любви к тебе? – спросил он.
– Наверное, – ответила я.
– Попытки спасти меня от тебя обречены на провал, – предупредил он.
– Почему? Почему ты вообще обратил на меня внимание? Недостаточно натерпелся? – уточнила я, имея в виду Каролин Мэтерс.
Гас не ответил, продолжая держаться за меня, – я чувствовала его сильные пальцы на левой руке.
– Надо что-то сделать с этими чертовыми качелями, – заявил он. – Я тебе говорю: они девяносто процентов проблемы.
Когда я успокоилась, мы пошли в дом и вместе сели на диван, поставив ноутбук наполовину на колено (протеза) Гаса, а наполовину – на мое.
– Горячо, – сказала я о нагревшемся ноуте.
– Уже? – улыбнулся Гас. Он открыл сайт распродаж под названием «Бесплатно или за грош», и мы начали составлять объявление.
– Название? – спросил он.
– Качели ищут дом, – предложила я.
– Бесконечно одинокие качели ищут любящий дом, – уточнил он.
– Одинокие качели с легкими педофилическими наклонностями ищут детские попки, – решила пошутить я.
Он засмеялся:
– Вот поэтому…
– Что?
– Вот поэтому ты мне и нравишься. Ты хоть понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, способную образовать прилагательное от «педофила»? Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.
Я глубоко вдохнула через нос. В мире всегда не хватает воздуха, но в тот момент я ощутила это особенно остро.
Мы писали объявление, поправляя друг друга, и в конце концов остановились на таком варианте:
После этого мы включили телевизор, но не нашли ничего стоящего, поэтому я взяла с прикроватной тумбочки «Царский недуг» и принесла в гостиную, и Огастус Уотерс читал вслух, а мама готовила ленч и слушала.
– «Стеклянный мамин глаз повернулся внутрь», – начал Огастус. Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.
Проверив час спустя почту, я обнаружила толпу потенциальных покупателей – нам было из кого выбрать. Поразмыслив, мы остановились на человеке по имени Дэниел Альварес, который прислал фотографию своих троих детей за компьютерной игрой и подписал: «Я очень хочу, чтобы они хоть изредка гуляли». Я написала ему и предложила забрать качели, когда ему будет удобно.
Огастус спросил, не хочу ли я поехать с ним в группу поддержки, но я устала от напряженного дня Боления Раком и отказалась. Мы вместе сидели на диване, когда он сначала вдруг рывком встал, а потом тут же упал обратно и быстро поцеловал меня в щеку.
– Огастус! – воскликнула я.
– По-дружески, – заверил он, снова оттолкнулся и на этот раз встал по-настоящему. Сделав два шага к моей матери, он сказал: – Видеть вас всегда удивительно приятно. – И мама раскрыла ему объятия, а он нагнулся, поцеловал мою маму в щеку и обернулся: – Видишь?
Я пошла спать сразу после ужина, и урчание ИВЛ заглушило звуки остального мира за пределами моей комнаты.
Качелей я больше никогда не видела.
Я спала долго, десять часов, возможно, из-за медленного выздоровления, или потому, что сон борется с раком, или потому, что я подросток без определенного времени пробуждения. Я еще недостаточно окрепла, чтобы вернуться к занятиям в колледже. Когда я почувствовала, что уже хочу встать, я сняла маску ИВЛ, вставила в нос канюли, включила оксигенатор и вынула из-под кровати ноутбук – я сунула его туда накануне вечером.